Искушение на грани риска. Кира Синклэр
подошел к ней вплотную – та Женевьева, что он знал раньше, непременно бы испугалась, но эта новая женщина, которой она стала, лишь вскинула голову и упрямо посмотрела на него. В груди его поднялась волна гордости за нее – и еще захотелось рассмеяться. Наклонившись, он прошептал, почти касаясь губами ее губ:
– Не рассчитывай на это, Дженни, я никуда не денусь.
По телу ее пробежала дрожь, это было заметно, но вот Женевьева фыркнула и отступила.
– Если мы закончили обсуждать прошлое, – склонив голову, произнес Финн, – могу я увидеть Ноа?
Ее презрительный взгляд был ему ответом, но Финн лишь спокойно ждал, зная, что он ничего не сможет поделать. Ему даже нравилось наблюдать за разгневанной девушкой – глаза ее засверкали, на щеках появился румянец. Наконец она сказала:
– Ноа на заднем дворе. Сейчас я его приведу.
Она повернулась, не проронив больше ни слова, даже не предложив Финну присесть. Однако приличия беспокоили его сейчас меньше всего.
– Не надо, я пойду с тобой, – сказал он, делая шаг вслед за Женевьевой.
Она на миг остановилась, но не повернулась и продолжила идти. Взгляд Финна невольно скользнул по ее круглой попке, обтянутой джинсами. Ах, если бы можно было протянуть руку и шлепнуть ее… но он не был полным идиотом.
Они прошли пару комнат – одна из них определенно была рабочим кабинетом. Это Финн понял по сверкающим кусочкам камней, минералов и изогнутым металлическим полоскам. Другая была, похоже, гостевой комнатой, а за ней шла, возможно, хозяйская спальня. Женевьева остановилась у двери, закрывая обзор, но Финн смотрел лишь на ее лицо – потому что в мгновение ока оно изменилось. На нем читались неподдельная любовь и восторг – если бы хоть раз его мать посмотрела на него так… на него никогда и никто так не смотрел. Кроме Женевьевы… когда-то.
Женевьева чувствовала себя в смятении, понимая, что не готова к общению с Финном и к знакомству его с сыном. До сих пор в ней пробуждались какие-то чувства к нему – что было странно, учитывая все, что он сделал. Его предательство отозвалось в ней особенно сильно – ведь она, изголодавшись по теплу, человеческому общению, пониманию, так легко поверила в его ложь о любви, о том, что она красива, талантлива и умна. Дед беспрестанно повторял, что ей нельзя доверить ничего мало-мальски важного, и она до того привыкла к мысли о собственной никчемности, что хватило бы и пары ласковых слов, чтобы растопить лед. Но Финн дал ей куда больше – он помог почувствовать ту жизнь, о которой она все время мечтала. Было глупо с ее стороны поддаться на уловку. Но, с другой стороны, откуда ей было знать? До появления Финна она и понятия не имела о том, как складывается жизнь у других и чего не хватает ей, не знала, что заслуживает большего, чем постоянное эмоциональное насилие, которому ее подвергали. Теперь она куда умнее и сильнее… однако это лишь больше озадачивает, потому что непонятно, почему она до сих пор так реагирует на Финна. В тот момент, когда он вошел, сердце ее подпрыгнуло, дыхание перехватило, ладони вспотели, а трусики предательски намокли.
Понятно,