Петербург. События и лица. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников. Наталия Гречук
сказать, экспонаты его неоднократно менялись на протяжении трех веков. Только в мемуарах и описаниях остались свидетельства, например, о бывших там еще при Петре I позолоченных скульптурах из свинца, изображавших Эзопа и героев его басен. Исчезли из сада навсегда по разным причинам и некоторые мраморные статуи.
(Любопытна в этой связи информация, опубликованная в одном из номеров вечерней «Красной газеты» за 1925 год. «На Фонтанке, в доме, где находилась б. придворная прачешная, случайно обнаружено обширное кладбище статуй Летнего сада, – писала она. – В подвале дома, под дровами найдено до 50 мраморных и гранитных пьедесталов 18 века, а также торсы, головы и другие части статуи, находившихся в Летнем саду…».)
Но коллекция продолжала пополняться и спустя многие годы после создававшего ее Петра.
Так в июле 1854 года «С.-Петербургские ведомости» сообщили о «новости Летнего сада» – о появившихся там нескольких новых мраморных статуях. «Особенно понравилась мне, – писал автор «Ведомостей», – статуя Орфея работы Антона Канновы». Упомянул он еще и «Ребенка с лебедем» Баумгена, указав, что поставили их на «узенькой аллейке», ведущей от главной к Фонтанке…
А по свидетельству газеты «Голос», в 1863 году Летний сад украсился новыми статуями, перенесенными из сада
Таврического: по той причине, что будто бы тот вместе с дворцом был продан некоей компании, составившейся для устройства там постоянной всемирной выставки…
Разумеется, наш петербургский климат – не для итальянского мрамора. На открытом воздухе статуям Летнего сада выживается трудно. Между прочим, традиция укрывать их на зиму очень старая: будто бы еще Анна Иоанновна повелела это делать. «По случаю наступающей зимы и огромного количества падающих листьев, – оповещала 5 октября 1847 года газета «Русский инвалид», – будут заключать Калигулу, Помону и другие изваяния в серые будки, для предохранения произведений искусства от трещин, пятен и сырости».
Отразил это позже, со свойственной ему мрачностью, и Андрей Белый в своем романе «Петербург»: «Статуи поукрывали под досками; доски являли поставленный гроб; гробы обстали дорожки; в них ютились и нимфы, и сатиры, чтобы морозом не изгрызал их зуб времени…».
Но если бы одним лишь морозом грыз мрамор этот зуб! «Каждое лето бедный Орфей, кроме потери Эвридики, теряет свои пальцы», – посетовал некий автор «С.-Петербургских ведомостей» в 1859 году. И поведал о «бородатом скульпторе в нагольном тулупе», с корзинкой, наполненной мраморными носами и пальцами. «Скульптор» этот «дополнял Канову». «Кажинный год антихристы какие-то, прости Господи, потешаются эдак, чтоб им пусто было!»
Да, время и «антихристы» брали свое. «Уж давно инвалидный вид греческих богов и богинь служит темой для острот и игривых замечаний гуляющей публики, – писало «Новое время» в июне 1911 года. – Из 81 изваяния целых почти нет, и все с трещинами… У многих отбиты кисти рук и следки. Некоторые божки без носов и иных частей… Загрязнены