Отпуск на войну. Альберт Байкалов
и вытащить руку…
Хунта бросил в сторону лопату, а в руках у него появилась заткнутая тряпкой бутылка с какой-то жидкостью. Одновременно из темноты кто-то протянул зажженную зажигалку… Запахло бензином. О боже! Нет! Балун онемел от страха, видя, как фитиль вспыхивает ярким огнем.
«Конец! – мелькнула мысль. – Сейчас бросит!»
В это время на него вдруг навалился Гришко.
«Как он здесь оказался? – Пытаясь убрать вцепившиеся в горло руки, Балун уже с трудом дышал. – Ведь когда я уходил, он спал!»
Вдруг Балун понял, что сумел освободить ноги из-под угля и с силой толкнул двумя руками Гришко в грудь.
– Ах! – Грохот и вопли людей разорвали забитую угольной пылью темноту.
– Ты чего, Балун? – Округлив глаза, на него смотрел Михась. Бригадир стоял в проходе в одних трусах и майке.
– Я! Ты! – озираясь по сторонам, прохрипел Балун. – Где Юрченко? Он меня сжечь хотел!
– Да с ним рядом находиться опасно! – сказал кто-то.
– Очухался? – изучающе смотрел ему в лицо Михась.
– Да! – сползая с кровати, кивнул Балун, все еще до конца не понимая, где та размытая граница между сном и реальностью.
– Совсем озверел! – морщился и шипел Гришко, корчась на полу.
– Вот дает! – восхитился Шмиль. – Так Толстого двинул, что тот со шконки улетел!
– Я не специально. – Балун взял полотенце и прижал к лицу. – Сон плохой приснился.
Шипя и кряхтя, Гришко поднялся. Над бровью стала увеличиваться в размерах шишка. Из носа закапала кровь.
– Я не понял! – возмутился Кишка. – Ты чего пол поганишь?! Дуй в сортир!
– Сейчас! – Гришко неловко протиснулся в проход.
– Ты тоже хорош. – Кишка бросил на подушку полотенце и сел напротив. – Задолбал уже. Почти каждую ночь голосишь или вскакиваешь!
– Приготовиться к построению! – прорычал Михась, идя по проходу.
На завтрак были макароны. Только не в том понимании, в каком их едят на воле, предварительно процедив воду. Здесь, наоборот, они плавали в похожем на помои бульоне, и это варево больше походило на суп из макарон. В нем можно было найти колечко от луковицы, а иногда со дна всплывала бордовая соломинка морковки. Все это украшали несколько кружочков жира.
– Ты сколько сидишь? – стуча ложкой по дну миски, спросил Лева.
– Год. – Балун отломил кусочек хлеба и отправил в рот. – Почему спросил?
– Все думаю, столько время прошло, а ты все по ночам голосишь… Чего так убиваешься?
– Не убиваюсь я. И вообще, не помню, что снится…
– В церковь сходи, – посоветовал Шмиль.
– А я не хожу? – озлобился Балун.
– Странный ты. – Шмиль облизал ложку и сунул в нагрудный карман старого пиджака.
– Я что слышал, – слегка наклонившись, шепотом заговорил сидящий напротив Макар. – У кого статья по-старому УК предусматривает «вышку», расстрелять могут…
Балуна обдало