Бурная весна. Горячее лето. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
обстрел и неоднократные попытки противника их отбить.
Так как штурм высоты произведен был без ведома корпусного командира Федотова, то он задержал список отличившихся при этом, представленных Гильчевским к награде. Но вскоре после этого явился на смотр нового корпуса своей армии Брусилов, и для него приятной новостью оказалось, что доложил ему сам Гильчевский о взятой его полком высоте.
– Как же вы не донесли мне об этом? – обратился Брусилов к Федотову.
– Дело это у меня совершенно подготовлено, но просто по недостатку времени, ваше высокопревосходительство, – вывернулся Федотов.
Сам он никогда в окопах не бывал и теперь, идя следом за Брусиловым, видимо даже не понимал, как может командующий армией ходить там, где все время свистят над головой пули.
– Я представил к награде командира полка, а также всех отличившихся в этом деле, – не постеснялся сказать Брусилову Гильчевский, – но до сих пор однако…
– Как же вы так? – обращаясь к Федотову, перебил Гильчевского Брусилов. – Сегодня же передайте мне список представленных, – добавил он сухо, – и на будущее время прошу вас этого не делать.
И тут же, остановившись под пулями, которым то и дело кланялся Федотов, Брусилов, поняв уже, что не Федотов отважился приказать взять высоту штурмом, а этот бравый начальник дивизии, сердечно поблагодарил Гильчевского. Это была первая благодарность, какую получил от высшего начальства во всю войну боевой генерал.
Ливенцев за два-три дня успел познакомиться и со своей ротой и со всеми офицерами четвертого батальона, благо их было пока немного, да и весь батальон еще только составлялся тут из маршевых команд, окопы же, которые он занял, оставила ему другая часть, переведенная гораздо левее по линии фронта.
Оказалось, что на людей в эту весну не скупилась ставка, – людей в тогдашней России нашлось еще очень много, несмотря на огромные потери летом 15-го года: мало было тяжелых орудий и снарядов, мало вагонов, так как сотни тысяч их было занято под постоянное жилье беженцами, мало было даже винтовок, но людей пока хватало для того, чтобы создать подавляющее превосходство в силах на всех фронтах войны.
И люди были не плохи, – это видел и Ливенцев по своей и по другим ротам. Кроме вятских, тут были и волжане – довольно рослый и крепкий на вид народ. Наметанный уже глаз Ливенцева давал им оценку не только как окопникам, – он представлял их впереди своих окопов, с винтовками «на руку» и с ярыми лицами, какие, он помнил, были у солдат его прежней роты при атаке высоты 370 в Галиции, и говорил Обидину:
– Ничего, народ в общем бравый… Главное, много молодых, а старых гораздо меньше.
Но Обидин смотрел на него растерянно.
– Бравый, вы говорите? Это просто орда какая-то, – никакой дисциплины, – бормотал он и махал безнадежно рукой.
– Какой же вы хотели бы дисциплины? Как в казарме? Такой нельзя и требовать, ведь это – позиции, – пробовал убеждать его Ливенцев. –