.
вниз на его затылок, мурза процедил:
– Я хочу знать, что нужно здесь Паршину и кто ему помогает. Иди!..
Волосатый быстро шагал по узким улочкам Азова, не обращая внимания на все усиливавшийся дождь. Приказав Тимофею подождать около ворот одного из домов, он зашел через калитку во двор и вскоре появился вновь, ведя двух коней под седлом и пять заводных, нагруженных мешками. Даже в темноте Головин узнал своего вороного жеребца и подивился памятливости Паршина: надо же, не забыл, вернул коня.
Тимофей вскочил в седло и поехал следом за Волосатым, который решительно направился к городским воротам. Куприян пошептался со стражей, и створки тяжелых крепостных ворот приоткрылись. За воротами молчаливо лежала черная ночная степь. Когда уже выезжали из города, к ним неожиданно пристроился вывернувшийся из боковой улочки незнакомый казак в турецкой накидке с капюшоном, низко надвинутом на глаза.
– Коновод, – объяснил Волосатый в ответ на недоуменный взгляд Головина.
Налетел порывистый ветер, начал сечь струями дождя, бросая в лицо крупные теплые капли. Лошади бежали резво, и скоро показалась балка, где разбили табор товарищи Тимофея. Они разложили небольшой костерок и терпеливо мокли, ожидая возвращения старшего. Тимофей представил им Волосатого под именем Сгиба, и тот приказал собираться, гасить огонь и двигать к реке.
Город обошли стороной, и потянулась степь. Волосатый свернул к берегу Дона, где на легких волнах покачивался большой струг, едва различимый в темноте.
– Слезай! – зычно крикнул Волосатый. – Лошадей отдайте коноводу. Дальше пойдем морем.
– А как же кони? – спросил кто-то.
– Вернешься – возьмешь, – отрезал Волосатый.
«А коли не вернешься, так и конь тебе ни к чему, – мысленно добавил Головин. – Другой погарцует. Но каждый надеется вернуться».
Он поцеловал теплые ноздри вороного, отдал повод коноводу и, не оглядываясь, перебрался на струг. Там уже было полно народу. На носу и корме стояли небольшие фальконеты. По бортам струг окружали тугие снопы камыша, на носу и корме имелись рулевые весла, чтобы можно было плыть в любую сторону, а между скамьями гребцов лежали мачта и свернутый парус. Куприян быстро рассадил казаков на весла и дал знак отчаливать. Коновод уже увел лошадей, и берег был пустынным. Только где-то далеко позади слабыми искрами вспыхивали факелы стражи на стенах Азова. Но вскоре и они пропали из вида, словно унесло их ветром или загасило проливным дождем.
– Погодка как просили, – подбадривал Куприян. – Ни одна живая душа не узнает, куда мы отправились. Ну, навались, други, навались!
С журчанием скатывалась вода с весел. Струг, подгоняемый течением и попутным ветерком, легко скользил по черной воде к устью реки, и вот его уже качнуло первой морской волной. Поставили мачту и подняли парус. Он поймал ветер, захлопал, выгнулся дугой и понес суденышко навстречу неизвестности…
Утро пришло слепяще яркое, солнечное. От вчерашней непогоды не осталось и следа – в небе синь, вокруг лазурное