Дикое поле. Василий Веденеев
турок:
– Алла! Алла!
– Скорее, – сунув цепь в руки мальчика, поторопил Мокрый. – Держи, чтобы по ногам не била. Айда за мной!
– Погоди, – попросил Тимошка.
– Чего еще? – недовольно обернулся казак, с тревогой прислушиваясь к звукам боя. – Надо поторапливаться, не то могут и аркан на шею набросить.
– Помоги. – Мальчик поднял большой узел.
В конце улицы грохнул выстрел, завизжали турки. Мелькнули огни факелов. Мокрый подхватил сильной рукой Тимошку, взвалил на плечо узел и со всех ног кинулся в спасительную темноту…
На следующий год, в мае, на праздник Фалалея-огуречника, когда мужики да бабы сажают рассаду в прогретую ласковым весенним солнцем землю, к монастырской обители у Муравского шляха прискакал небольшой конный отряд. Жилистый казак с золотой серьгой в правом ухе требовательно постучал в ворота:
– Эй, чернецы! Отворяй!
На стук открылось маленькое оконце, и глухой бас спросил:
– Кого Господь послал?
– К настоятелю отцу Зосиме от атамана Войска Донского. Отворяй!
– Скор больно, обождешь, – ворчливо ответил обладатель глухого баса. – Сейчас пошлю про вас сказать. Сам-то кто будешь?
– Савелий Мокрый с поручением от атамана, – гордо подбоченился казак.
– Жди. – Оконце захлопнулось.
Савелий махнул рукой, приказывая спешиться. Казаки слезли с седел, завели лошадей в тень монастырской стены, окруженной глубоким рвом: в тенечке не так доставало комарье.
Снова стукнула задвижка оконца, и внимательные глаза осмотрели приезжих. Вскоре тяжелые створки ворот со скрипом поползли в сторону, оставив узкий проход. Ведя коней в поводу, казаки по одному вошли в монастырь, и ворота за ними немедленно захлопнулись.
У крыльца церквушки их поджидал игумен отец Зосима. Невысокий, худенький, в простой рясе и порыжелой скуфейке. Передав лошадей коноводу, казаки сняли шапки и поклонились: сначала церкви, потом настоятелю, поглядывая при этом на стоявших за его спиной дюжих монахов, больше похожих на разбойников, для потехи надевших рясы.
– По здорову ли дошли? Спокойно ли в поле, детушки? – Игумен благословил гостей.
– Слава Богу! – нестройным хором ответили казаки.
Савелий важно сообщил:
– Велено нам атаманом передать тебе, отче, грамотку. – Он подал игумену завернутый в чистую тряпицу небольшой свиток пергамента. – А еще привезли мы тебе отрока.
Казаки расступились и подтолкнули вперед парнишку – худенького, светловолосого, синеглазого. Зосима молча оглядел его и повернулся к Мокрому, ожидая дальнейших объяснений.
– Взят был в полон татарами и продан туркам, – сказал Савелий. – Выручил я его из неволи при набеге.
– Богоугодное дело, – перекрестился игумен.
– Несколько лет прожил малец у басурман, язык их и обычаи знает. Хотел я его заместо сына оставить, но велел атаман к тебе отвезти, чтобы опять сиротой не остался.
– Как звать тебя? –