В краю лесов. Томас Гарди
удивительно, как ты догадлива, Марти, – сказал парикмахер. – Знающие люди говорят, что у нее и вправду есть на примете один иностранный джентльмен. Как бы то ни было, помни мою просьбу.
– Пусть завлекает любовников без моей помощи.
Перкомб, стоявший уже в дверях, вернулся, положил свою трость на подставку для гроба и взглянул девушке прямо в лицо.
– Марти Саут, – сказал он нарочито отчетливо, – у тебя у самой есть любовник, поэтому ты не хочешь расставаться с волосами!
Она покраснела, но это был тот румянец, который только подчеркивает красоту. Натянув желтую кожаную рукавицу на левую руку, в правую она взяла секач, повернулась спиной к посетителю и вновь упрямо углубилась в работу. Некоторое время он смотрел на нее, затем пошел к дверям и, еще раз оглянувшись, переступил порог.
Несколько минут Марти продолжала работать, затем решительно отложила секач, встала и направилась к двери в глубине комнаты, за которой открывались добела выскобленные ступеньки. Поднявшись по лестнице, она на цыпочках приблизилась к двери спальни и, не открывая ее, спросила:
– Отец, тебе ничего не надо?
Слабый голос ответил, что ничего не надо, и добавил:
– Если бы не это дерево, я к утру был бы совсем здоров!
– Опять дерево – вечно это дерево! Успокойся, отец! Ты же знаешь, что оно не может тебе повредить.
– С кем ты там разговаривала?
– Заходил человек из Шертона – ничего важного, – заверила она старика. – Отец, может миссис Чармонд выгнать нас из дому, если захочет?
– Выгнать? Нет. Никто не может выгнать нас, пока моя бедная душа не расстанется с телом. Я арендовал дом пожизненно, как и Джон Уинтерборн. Дом перейдет к ней, когда я умру, не раньше. – Голос старика прозвучал разумно и внятно. – Пока меня не убьет это дерево, – продолжал он плаксиво.
– Полно, ты ведь знаешь, что это чепуха. – Она не стала продолжать разговор и спустилась по лестнице вниз. – В таком случае слава богу, – сказала она себе. – Мое у меня и останется.
Глава 3
Дом за домом огни деревушки гасли, и вот в темноте их осталось всего два. Один из них светился в большом доме на склоне холма – о нем мы пока умолчим, – другой – в окне Марти Саут. Однако, когда часы пробили десять, она встала и задернула окно плотной холщовой занавеской. Тогда снаружи показалось, что свет погас и в ее доме. Только дверь у нее, как и у многих соседей, оставалась приоткрытой из-за дыма, наполнявшего комнату, но, чтобы свет не падал на улицу, она занавесила холстиной и дверь. Марти была из тех, кто предпочитает скрывать от соседей трудности, и не хотела показывать, что ей приходится засиживаться допоздна; лишь по невнятному треску ветвей случайный прохожий мог догадаться, что в этом доме не спят.
Пробило одиннадцать, двенадцать, потом час; груда кровельного прута росла, увеличивалась и куча обрезков. Наконец свет на холме погас, а она все работала. Ночь за окном стала еще холодней, девушка начала зябнуть и, чтобы спастись от ветра,