Миссис Макгинти с жизнью рассталась. Агата Кристи
он закончил, через дверь снова вошла миссис Саммерхейз.
Он вежливо передал ей фасоль:
– Вот, мадам.
– Ой, спасибо огромное. Слушайте, что-то эти стручки уж больно черные. Мы их обычно кладем в глиняные горшки и засаливаем. А с этими, похоже, что-то приключилось. Боюсь, как бы они не испортились.
– Разделяю ваши опасения… Позвольте, я закрою дверь? Тут явно сквозит.
– Да-да, конечно. Я, растяпа, никогда не закрываю за собой двери.
– Я уже заметил.
– Эта дверь все равно закрываться не желает, хоть ты тресни. Весь дом, можно сказать, разваливается на части. Здесь жили родители Джонни, со средствами у них, бедненьких, было туго, и они в него не вкладывали ни гроша. А когда сюда после Индии переехали мы, тоже было не до него – других расходов хватало. Зато детям, когда приезжают на каникулы, здесь раздолье, бесись сколько влезет, дом большой, огород с садом и все такое. Мы гостей для того и пускаем, чтобы на ремонт деньги были, хотя, говоря по правде, кое с кем из них мы хлебнули лиха.
– Сейчас, кроме меня, у вас никто не живет?
– Еще старушка наверху. Как въехала, так и забралась в постель и с тех пор из нее не вылезает. Нет-нет, она вполне здорова. Но лежит себе, и точка, а я знай четыре раза в день поднимайся к ней с подносом. Аппетит у нее чудовищный. Но завтра она уезжает – кажется, к племяннице.
Миссис Саммерхейз помедлила, потом продолжила слегка искусственным голосом:
– Сейчас придет торговец рыбой. Вот я и подумала, если вы не против, заплатите мне за неделю вперед. Вы ведь неделю у нас проживете?
– Может, и больше.
– Мне неудобно вас беспокоить. Но у меня сейчас совсем нет денег, а вы сами знаете, что это за публика – им вынь да положь, а остальное их не волнует.
– Пожалуйста, мадам, не надо извиняться.
Пуаро извлек из бумажника семь фунтовых банкнот и добавил к ним семь шиллингов. Миссис Саммерхейз не без алчности приняла деньги.
– Большое спасибо.
– Мадам, пожалуй, я расскажу вам о себе чуть подробнее. Я – Эркюль Пуаро.
Эти слова не произвели на миссис Саммерхейз никакого впечатления.
– Какое милое имя, – вежливо сказала она. – Случайно не греческое?
– Я, как вам, наверное, известно, – продолжал Пуаро, – детектив. Знаменитый, может быть, даже самый знаменитый.
Миссис Саммерхейз обрадованно вскрикнула:
– Я вижу, месье Пуаро, вы настоящий шутник. И что же вы расследуете? Пепел от сигарет и следы ног?
– Я расследую обстоятельства убийства миссис Макгинти, – ответил Пуаро. – И вовсе не шучу.
– Ой! – воскликнула миссис Саммерхейз. – Палец порезала.
Подняв палец, она внимательно его оглядела. Потом уставилась на Пуаро.
– Подождите, – сказала она. – Вы это серьезно? Ведь дело-то закрыто, все кончено. Арестовали этого несчастного полоумного, что у нее квартировал, предали суду, вынесли приговор и все такое. Его небось уже повесили.
– Нет, мадам, – возразил Пуаро. – Его еще не повесили. И дело миссис Макгинти еще не кончено. Хочу напомнить строку, сочиненную одним из ваших поэтов: «Вопрос считаем мы