Новеллы, навеянные морем. Исаак Дан
знала, каким образом её создавать. Мне стыдно теперь, но всё, что я чувствовал – это черная зависть и ревнивая злоба.
Нужно так много слов и строк, чтобы понять, объяснить это чувство. Но в то утро оно заполонило меня на какие-то мгновения. Едва я спустился, тронулся мимо большой, наклоненной к морю маслины, прямо по ковру из гниющих водорослей, перемешанных со скорлупками от раковин мидий и мелкой галькой, новая встреча ошарашила меня.
Две юные девушки, расположившись на плоской вершине маленькой скалки, торчащей из воды, загорали, обнажив свою грудь. Одна из них сидела вполоборота ко мне, но, видно, услышав шаги, повернулась, откинув назад длинные русые волосы. Я почувствовал, как набатом стучит в висках пульс. Они обе были чуть в теле, может быть со временем им предстояло изрядно пополнеть, но пока формы были изящны, лишь подчеркнуто налиты и округлены, а кожа – сияющей и гладкой. Русоволосая была ко мне ближе, явно красивей, – когда обернулась на звук, грудь выпятилась чуть вперед, уверен, что ощутил аромат розового соска, несмотря на жгучий запах выброшенных на берег водорослей. Невольно, – я вообще не должен был смотреть, просто это произошло так быстро и неожиданно, поэтому, клянусь Вам – невольно! – мы соприкоснулись глазами. Ее взгляд пронзил меня насквозь.
Он был наивным и юным. Застенчивым и дерзким. Ищущим, зовущим. Ждущим. Мужчины, любви. Встречи, откровения, чуда. Может быть, красоты. Или какой-то цели. Чего-то, что должно было захватить её тело и душу. Захватить навсегда, накрепко. Никогда больше не отпустить.
Как цветок, который может распуститься, лишь когда соприкоснётся с солнечными лучами, она ждала своё солнце, чтобы скорее раскрыть свои лепестки. Но совсем не знала, откуда должно показаться это солнце. Где оно, Вы не знаете, где оно? – спрашивали её глаза.
Я смутился. Нелегко ответить на такой взгляд. Досадно неожиданно встретиться с ним. Обычно эти места тихи и безлюдны в такой час. Главное было попасть сюда, миновав Мюнгхаузена.
Резко отвернувшись, я зашагал прочь. С трудом увернулся от засохшей ветки маслины, наступил в такое место, где водоросли прогнулись, и я промочил морской водой ногу, споткнулся о камень. За спиной услышал сдавленный девичий смех. И вновь ощутил раздражение, злость на себя.
Утро состояло из бесплодных съёмок. Ничего не удавалось. Отщёлкал несколько плёнок, но всё было не так. Жара стала несносной. Надо было идти назад.
Я вернулся верхним путём. Он был свободен. Сверху осторожно осмотрел скалку в море напротив наклонённой в её направлении маслины. Она пустовала.
Вздохнул с облегчением, хотя бы дорога обратно не принесет неожиданных встреч.
Но на тропинке наверх за золотистой скалкой меня, радостно улыбаясь, ждал Мюнгхаузен.
– Вижу – устал, пойдём, отдохнёшь у костра, – сказал он, счастливо пожимая мою руку. Трудно было придумать что-то более нелепое, чем «отдыхать