Убийство некроманта. Валентина Гринкевич
тов. Нина в очередной раз пожалела о том, что у неё нет способности видеть в темноте, как у низшей нечисти или оборотней. Первым шел мелкий бес Анчут, за ним след в след ступала Нина, а сзади слышался шорох неуверенных шагов испуганной хозяйки дома.
Они прибыли в деревню сегодня вечером и несколько часов, пока дожидались полуночи, выслушивали жалобы хозяйки на странные дела, творящиеся в доме и во дворе. Немолодая женщина, открывшая им дверь по указанному Анчутом адресу, представилась Ольгой. Пустила их в необжитую, но тепло натопленную кухню. Вернее, только Нину, – Анчута, как низшую нечисть, она не замечала вовсе.
– Вас как зовут? – обратилась она к девушке. – Вы от Марийки?
– Здравствуйте, Нина. Да, от нее. Она сказала беда у вас тут в старом доме, сказала, возможно, я смогу помочь.
– Ой, девонька, на тебя одна надежда. Я уже и к участковому обращалась и к батюшке… Ничего не помогает. Муж мой намекает, что санитары помогут… смеется, а сам-то ехать сюда отказывается.
Она горестно вздохнула и принялась хлопотать по кухне. Наполнила водой и поставила на плиту старенький эмалированный чайник с божьей коровкой на пузатом белом боку. Достала из шкафчика две кружки, сахарницу и упаковку печенья. Нина присела за стол, украдкой рассматривая женщину. На вид ей было около шестидесяти. Светлые волосы собраны сзади в обычный хвост, фигура крепкая, спортивная. Одета в черную байковую кофту с какой-то надписью и узкие джинсы, на ногах кроссовки. Подтянутая, аккуратная, она дисгармонировала с этой обветшалой, кое-как прибранной кухней. Выглядела в ней чужой.
– Это ваш дом, вы постоянно здесь живете? – спросила Нина у женщины, вертя головой по сторонам и рассматривая обстановку. Анчут присел на подоконник возле давно немытого окна, найдя там место среди пустых стеклянных банок.
– Нет. Это дом моего отца, – ответила Ольга и присела за стол вместе с Ниной в ожидании пока закипит чайник.
– А где он сейчас?
– Папа умер, в прошлом году, – сказала Ольга и замолчала, задумавшись о чем-то своем.
– Так. Хорошо, – прервала ее молчание Нина, – вернее, хорошего тут мало, конечно. Давайте вы мне расскажите все самого начала и по порядку. И про отца, и, главное, про дом.
Ольга, залив в двух щербатых кружках чайные пакетики кипятком, принялась неторопливо излагать свою историю. Сказала, что мать ее умерла давно от несчастного случая – попала под автобус зимой. Ольге тогда было четырнадцать. Пока не закончила деревенскую школу, жили здесь с отцом вдвоем. Потом уехала в город, поступила в институт, вышла замуж. Отец остался жить один. Кого только ему не сватали со всей округи, благо не алкоголик и к работе справный, но ни с кем всерьез он так и не сошелся. Конечно Ольга приезжала с мужем его навещать, особенно в последние годы. Продукты привозили, лекарства, но ночевать почти никогда не оставались, а он и не настаивал. Если бы мама была жива, так они, конечно, и внука брали бы на лето и в целом общались бы ближе, скорее всего. Но уже как есть, ничего не исправишь. Ольга вздохнула, в голосе зазвучали слезы: «Так и умер один, похоронили на местном кладбище».
– А дом? Что с домом стало? – уточнила Нина, делая большой глоток чая из кружки, украдкой бросая взгляды на Анчута.
– После смерти отца в доме никто не жил. Приезжали изредка посмотреть, все ли в порядке, не поселились ли бомжи, не растащили ли местные алкоголики остатки имущества. Когда-никогда косили бурьян во дворе – но на этом всё. Год стояла одинокая хата, но дом без хозяев быстро ветшает, поэтому решили его продать, пока он еще представляет хоть какую-то ценность. Приехала сюда еще летом, начала порядки наводить, придавать недвижимости товарный вид. И как-то ночью я заметила, что во дворе дома происходят странные, необъяснимые вещи.
Женщина поежилась, как от холода. Хотя печка была натоплена жарко, а у Нины от горячего пота на лбу даже выступила испарина. По лицу Ольги было видно, что она сильно испугана и этот рассказ дается ей нелегко.
– Стала я замечать, что иногда ночью во двор кто-то приходит. Следы на мокрой земле остаются, как от маленьких женских туфель с каблучком. Летом, бывает, в одну ночь все цветы на клумбе вымерзнут, хотя ночи стоят теплые. Но чаще всего я слышу женский плач.
Женщина обернулась на икону, висящую в углу, и несколько раз размашисто перекрестилась. Помолчала, собираясь с духом, и продолжила:
– И такой громкий жалобный плач, аж сердце разрывается от тоски. Выглядываю на улицу – никого, только старые качели на березе качаются, как будто на них кто-то сидит. И плач с той стороны, и причитания. Страшно, ужас как.
Подойдя к углу дома, Анчут остановился в тени. Нина подошла и тоже остановилась.
Двор за домом хорошо освещала луна. Был он большой, но неухоженный. Особенно сейчас, поздней осенью, когда с деревьев облетели листья, а моросящий дождь превратил землю под ногами в бурую раскисшую грязь. С одной стороны двора к забору прижимался небольшой деревянный сарайчик. Сразу за ним была постройка поновее, из газосиликатных блоков, накрытая серым шифером, с большими, местами поржавевшими, воротами. Перед воротами площадка