Встречный удар. Прорыв на Донбасс. Александр Михайловский
борта «чешских перебежчиков». С внешней стороны им в борт летят 100-мм «подарки» от БМП. Болванок у них нет, снаряды только осколочно-фугасные, а это еще красивее – мгновенно вспыхивающий костер на месте танка. «Двойки» и передовой отряд панцергеренадер на бронетранспортерах смахиваем с доски, даже не заметив.
Мы пробили чадное облако сгоревшего бензина и выскочили на чистый воздух. Дорога поднимается вверх, вверх, вверх… И вот мы на перевале. Внизу, в небольшой низинке, перед нами огромное скопление грузовиков, полугусенечников и колесных бронемашин. Они ничего не знают о том, что творится впереди – эфир на немецких частотах забит хаосом помех. Последний их приказ был – стоять здесь, ожидая, когда танки прорвут фронт большевиков, проложив дорогу для тылов. И вот она свободна, дорога – но не для них.
Немцев охватила паника – как же так, ведь мы, дескать, о таком не договаривались! Теперь они не могут идти вперед, потому что спереди мы, и не могут отступить назад, потому что сзади дорога забита как МКАД в час пик. Начинается суета, хаос нарастает, кто-то пытается развернуть машины, кто-то спрыгивает на землю и бежит в степь. Придерживаю пока своих на гребне. Мы бьем по скоплению техники из орудий и пулеметов, но, похоже, здесь требуется более увесистая дубинка.
Вызываю артиллеристов:
– «Орган», я «Пегас», отметка плюс восемь, скопление техники и пехоты – это просто биомасса какая-то, требуется огневой вал.
– Вас понял!
И через минуту перед нами встает высокое дерево разрыва шестидюймового снаряда. Во все стороны летят обломки полугусенечника, что-то переворачивается, что-то вспыхивает. – Так нормально?
– Годится! – отвечаю я, и на немецкую колонну обрушивается лавина снарядов. Все скрылось за сплошной пеленой летящих камней, пыли и гари. Мы прекращаем огонь – пусть пушкари тоже повеселятся от души, тем более что теперь нам просто не видно, во что стрелять.
Сзади подтягивается наша пехота на трофейных бронетранспортерах. Парни спешиваются и пешком поднимаются к линии танков. Здесь морские пехотинцы – те, что обороняли Севастополь и высаживались вместе с нашими у Евпатории. Те, что насмерть стояли под Саками, и освобождали Симферополь. Некоторые из них начали войну вообще с Одессы и с Дунайского лимана. Зрелище, открывшееся их глазам, было достойно богов.
В броню постучали. Открываю. На гусенечную полку запрыгнул капитан 3-го ранга Бузинов. Мы с ним были в одном деле, когда его ребята на броне моих танков рванули от Симферополя на Перекоп. Правда, тогда он был капитан-лейтенантом – но ничего, звания и награды дело наживное: тот, кто с нами связался, без своего не останется. Высунувшись из люка, пожимаю ему руку. Все понятно и без слов. Огневой вал покатился вдаль от нас, и сейчас мы не спеша двинемся вперед, добивая тех, кто выжил в этом аду. Это рейд, а в нем нет места для пленных.
Крик снизу из люка:
– Товарищ майор, «Орел» передает, что «мышки» Гудериана повязали, взяли тепленьким.