Песнь о Трое. Колин Маккалоу
через Геллеспонт. И у него есть договоренности с царями Малой Азии, и, вне всякого сомнения, он получает часть той непомерной цены, которую вынуждены платить ахейцы за олово и медь, покупая их в Малой Азии. Выдворение ахейских купцов из Понта Эвксинского означает больше денег для Трои, а не меньше.
– Теламон оказал нам дурную услугу, когда похитил Гесиону, – гневно заявил отец.
Агамемнон покачал головой.
– Теламон имел на это право. Геракл всего лишь просил заплатить то, что ему причиталось за великую службу. А этот жалкий старый скупец Лаомедонт отказал ему – безмозглый идиот мог бы знать, что из этого выйдет.
– Геракл мертв уже двадцать лет, если не больше, – сказал Одиссей, разбавляя вино водой. – Тесей тоже умер. Остался лишь Теламон. Он никогда бы не согласился расстаться с Гесионой, даже если бы та сама этого пожелала. Похищение и изнасилование – старые сказки, – мягко продолжал он, очевидно не слышав ни слова про Елену и Тесея, – и они имеют очень мало отношения к стратегии. Эллада на подъеме. Малая Азия это знает. Так есть ли лучшая стратегия для Трои и остальных, чем отказывать Элладе в том, в чем она нуждается больше всего, – в олове и меди, чтобы плавить бронзу?
– Верно, – согласился Агамемнон, потянув себя за бороду. – Так чем же закончится торговый запрет Трои?
– Войной, – спокойно ответил Одиссей. – Рано или поздно войне быть. Когда нас прижмут окончательно, когда наши купцы завопят о справедливости у каждого трона между Кноссом и Иолком, когда мы больше не сможем наскрести достаточно олова для того, чтобы плавить из меди бронзу на мечи, щиты и головки стрел, – тогда быть войне.
Их разговор стал еще скучнее; он меня больше не занимал. Кроме того, меня тошнило от Менелая. Я выскользнула из-за стола, тихонько шмыгнула в дверь за креслом отца и побежала по коридору, идущему параллельно трапезной, отчаянно желая, чтобы на мне было что-нибудь более тихое, чем звенящая юбка. Лестница на женскую половину находилась в дальнем конце, где коридор расходился и вел к другим комнатам. Я достигла ее и побежала вверх, никто меня не звал. Теперь мне нужно было только проскочить мимо покоев матери. Склонив голову, я потянула за штору.
Меня остановили руки, сомкнувшиеся в замок на талии, и мой крик о помощи был тут же заглушен. Диомед! С бьющимся сердцем я уставилась на него. До этого момента у меня не было возможности ни оказаться с ним наедине, ни поговорить.
Свет лампы отражался от его кожи, придавая ей сходство с полированным янтарем, на шее билась жилка. Я позволила себе взглянуть на него в упор и почувствовала, что он убрал руку с моего рта. Как же он красив! Как же я любила красоту! И больше всего – в мужчине.
– Приходи в сад, – прошептал он.
Я отчаянно замотала головой:
– Ты сошел с ума! Отпусти меня, и я никому не скажу, что встретила тебя у покоев своей матери! Отпусти!
Сверкнув белыми зубами, он тихо рассмеялся:
– Я не сдвинусь с места, пока ты не пообещаешь