Я вернулся в мой город…. Осип Мандельштам

      Как средиземный краб или звезда морская

      Был выброшен последний материк;

      К широкой Азии, к Америке привык,

      Слабеет океан, Европу омывая.

      Изрезаны ее живые берега,

      И полуостровов воздушны изваянья;

      Немного женственны заливов очертанья:

      Бискайи, Генуи ленивая дуга.

      Завоевателей исконная земля,

      Европа в рубище Священного союза;

      Пята Испании, Италии Медуза

      И Польша нежная, где нету короля;

      Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта

      Гусиное перо направил Меттерних, —

      Впервые за сто лет и на глазах моих

      Меняется твоя таинственная карта!

      Есть обитаемая духом

      Свобода – избранных удел.

      Орлиным зреньем, дивным слухом

      Священник римский уцелел.

      И голубь не боится грома,

      Которым Церковь говорит;

      В апостольском созвучьи: Roma! —

      Он только сердце веселит.

      Я повторяю это имя

      Под вечным куполом небес,

      Хоть говоривший мне о Риме

      В священном сумраке исчез!

      Посох мой, моя свобода —

      Сердцевина бытия,

      Скоро ль истиной народа

      Станет истина моя?

      Я земле не поклонился

      Прежде, чем себя нашел;

      Посох взял, развеселился

      И в далекий Рим пошел.

      А снега на черных пашнях

      Не растают никогда,

      И печаль моих домашних

      Мне по-прежнему чужда.

      Снег растает на утесах —

      Солнцем истины палим…

      Прав народ, вручивший посох

      Мне, увидевшему Рим!

      Бывает сердце так сурово,

      Что и любя его не тронь!

      И в темной комнате глухого

      Бетховена горит огонь.

      И я не мог твоей, мучитель,

      Чрезмерной радости понять:

      Уже бросает исполнитель

      Испепеленную тетрадь.

      Когда земля гудит от грома

      И речка бурная ревет

      Сильней грозы и бурелома,

      Кто этот дивный пешеход?

      Он так стремительно ступает

      С зеленой шляпою в руке,

      И ветер полы развевает

      На неуклюжем сюртуке.

      С кем можно глубже и полнее

      Всю чашу нежности испить;

      Кто может, ярче пламенея,

      Усилье воли освятить;

      Кто по-крестьянски, сын фламандца,

      Мир пригласил на ритурнель

      И до тех пор не кончил танца,

      Пока