Горчаков. Юнкер. Валерий Пылаев
образом умудрился на мгновение оглянуться и хитро подмигнуть мне.
Будто хотел сказать – погляди, что сейчас будет.
– Бецкий, значит… – Ротный задумчиво оглядел тощую фигуру в юнкерской форме с головы до ног. – Фамилия у тебя больно странная… И Дар имеется.
– Так точно, ваше высокоблагородие! Имеется.
– А сам чьих будешь?
– Так я… этот, как ваше высокоблагородие сказать изволили. – Бецкий пожал плечами. – Кухаркин сын.
На мгновение оба смолкли. И просто смотрели друг на друга – будто то ли обменивались мыслями, то ли еще что-то. Казалось, между ними происходит какой-то диалог, о содержании которого все остальные могли только догадываться.
И длился этот диалог недолго.
– Становись в строй, Богдан Бецкий. – Ротный махнул рукой. – И не думай тут себе лишнего. Будешь служить как следует – большим человеком станешь, хоть и рода сам незнатного… И чтобы зубоскалить впредь не смел, пока я говорю. Смекнул?
– Смекнул, ваше высокоблагородие, – кивнул Бецкий – и тут же поправился: – Так точно!
– То-то же. Ступай.
Ротный говорил еще что-то – но недолго. То ли все формальности уже и так были соблюдены, то ли странное выступление Бецкого почему-то отбило у лейб-гвардии штабс-капитана охоту растягивать приветственную речь – уже скоро она закончилась. Но я почти не слушал. Вместо этого украдкой разглядывал виновника всей кутерьмы… а заодно и своего спасителя.
Внешности он, надо сказать, был весьма необычной. Рослый – чуть выше меня, если уж стоял в строю справа, – но такой тощий, что даже пошитый по меркам парадный китель висел на нем мешком. Длинная шея торчала из форменного воротника-стойки чуть ли не на локоть и увенчивалась головой. Круглой, носатой и из-за короткой стрижки казавшейся непропорционально маленькой – по сравнению с телом. Подбородок Бецкий выбрил чуть ли не до блеска, но в комплект к жиденьким рыжеватым усикам оставил по бокам неожиданно роскошные бакенбарды. Несуразные, неуместные… но при этом предназначенные для вполне определенной цели.
Даже частично укрывшись за ними, уши Бецкого выглядели огромными – я бы поставил свой наградной кортик и пятьсот рублей в придачу, что их кончики торчали за края форменной юнкерской фуражки. Тут же подумалось, что парень мог бы спрыгнуть с самой крыши училища без малейшего вреда для себя. Случись такое, ветер тут же подхватил бы его под уши и аккуратно опустил на мостовую – разве что унес бы куда-нибудь в сторону Зимнего.
Вот бы государыня удивилась.
– Чего уставился? Уши мои нравятся? – довольно ухмыльнулся Бецкий, когда ротный отвернулся. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Понимаю. Выдающиеся, между прочим, уши.
Вне всяких сомнений. Настолько, что, разглядывая их, я даже пропустил финал речи почтенного лейб-гвардии штабс-капитана… между прочим, по совместительству мамы и папы.
– Господа юнкера – вольно! Разойдись! – скомандовал ротный.
И я уже было решил, что все