Доктор Фауст и его агентура. Марк Берколайко
примириться с существованием друг друга ранее, чем после хорошей драки. В нашем же случае, будто бы доказывая, что человек хищен в любом возрасте, неприлично долго живущий самец с пеньками зубов, стыдливо прикрытыми металлокерамикой, охотно ринулся в бой с юнцом, оскалившим вполне достойные уважения натуральные клыки. Повод для схватки нашелся бы всегда: воспевал бы, к примеру, Доктор Фауст полезность отдающих мистикой комплексных чисел или, напротив, обличал бы вредоносность невинных десятичных дробей, Троцкий все равно разразился бы наглым лаем, получил в ответ хриплый рык – и в бой!
Но в сказанном Доктором Фаустом был совсем уж оскорбительный для Троцкого нюанс: «пятерка» – словно бы брошенная в него перчатка. О, если б можно было хотя бы счесть ее символом вызова на дуэль! – так нет же, перчатка эта будто ворковала: «Возьми меня, малец, а то у тебя ручонка замерзла!»
«Экий он чувствительный!» – подумает иной читатель и, возможно, будет прав: времена нынче такие, что пощечины мы все чаще именуем шлепками[6], однако наш Сережка-Троцкий, подобно Троцкому Льву, своему прообразу, считал, что любой замах – это уже пощечина.
Доктор Фауст – Светлячку
Суббота, 21 Апреля 2019 года
Итак, я наговариваю это на айфон, стоя на балконе палаты люкс, приписанной к сердечно-сосудистому отделению.
Говорливая сестричка, готовая кокетничать даже с покойником (в разумных пределах, конечно!), поведала якобы по секрету, что такая палата в «их корпусе» всего одна, а во всех четырех корпусах клиники – две, и зовутся они просто: «первая губернаторская» и «вторая губернаторская».
Учти, только за деньги, даже только за очень большие деньги в такую не положат, нужно высочайшее соизволение – и я было возликовал, что мои научные достижения верифицированы так оригинально, но…
– Это вам как участнику войны. Отечественной… – в голосе сестрички было столько почтения к моей престарелости, что оставалось лишь добавить: «восемьсот двенадцатого года», однако честная девочка добавила другое:
– Тем более заплатили вы по максимуму…
Заплатил, как ты понимаешь, Троцкий. Я отнекивался, но он буркнул в обычной своей дружелюбной манере:
– Не несите херню! – из чего стало ясно, что он даже и не вынес вопрос о столь существенных затратах на совет директоров, а швырнул деньги со своей личной карты.
Сейчас он – знаешь ли ты это? – на приеме у кого-то из важных лиц Парагвая. Вместе с Виктором Меркушевым, бывшим моим дипломником[7].
А ты, если б узнала, что я в больнице, в «первой губернаторской», тут же начала бы гадать: а ну как «сердечно-сосудисто» захворает сам губернатор – не турнут ли меня отсюда вместе с моими воинскими заслугами? Но, во-первых, он спортивен и ему далеко до соответствующей степени износа; во-вторых, если все же даст слабину, то будет отправлен в Кремлевку; в-третьих, есть еще одна «губернаторская» и даже если она приписана к гинекологии, то губернатор, как и любое начальство, –
Виктор Меркушев, организовавший в Парагвае, где о русских эмигрантах двадцатых годов прошлого века хранят особенно благодарную память, новую колонию задыхающихся в современной России нонконформистов, – персонаж романа автора «Гомер, сын Мандельштама».