Ты – моё проклятие. Лина Манило
ться.
Арсений коротко кивает и покидает мой кабинет, а я провожу рукой по прохладному пластику тёмно-зелёной папки. Как долго я этого ждал – годы. Сколько лет прошло? Ровно восемь, но ненависть моя стала, кажется, ещё сильнее. Она сжирает меня изнутри, но неплохо мотивирует. Если бы не она, я бы точно не добился всего того, что имею сейчас. Деньги, бизнес, бабы всех мастей в моей кровати и испепеляющая злость, от которой мне не избавиться никогда.
Ненавижу.
На папке криво наклеенная надпись: «Нечаев», и только от одного звука этой фамилии бросает в дрожь. Этот сбитый лётчик ещё не знает, чем ему придётся пожертвовать, чтобы спасти свою никчёмную душонку, но я с удовольствием ему расскажу. Вернусь в его жизнь и расставлю все фигуры на доске именно в том порядке, который нужен мне.
Господи, как долго я этого ждал. Все эти годы засыпал и просыпался с одним едким, как кислота, желанием: уничтожить. Раздавить, как клопа, чтобы одна вонь осталась. Как известно, если чего-то сильно хочешь, оно обязательно случится. Рано или поздно – главное, уметь ждать.
Открываю папку, но тут же захлопываю её. В горле пустынная сушь, и я резко встаю из-за стола, чтобы налить себе стакан виски. Блядь, где же эта чёртова бутылка? Меня штормит так, что перед глазами всё плывёт, а руки мелко-мелко дрожат, будто бы я бухал пару суток напролёт.
Когда бутылка наконец-то находится, лью на дно стакана внушительную порцию и залпом осушаю. Алкоголь раздирает горло своей терпкой горечью, огненной рекой проходится по венам, и становится будто бы легче. Я ведь не планировал сегодня пить – слишком важный день, но иначе не справлюсь. Слишком тяжело на сухую смотреть эти долбаные фотографии. Невыносимо. И ведь ударило наотмашь с такой силой, стоило только одним глазом посмотреть, что дух вышибло напрочь.
Просто я не ожидал, что первой в папку положат фотографию Маши. Сколько бы лет не прошло, а я всё так же реагирую на неё, и ничего с этим поделать не могу.
Наливаю себе ещё немного, возвращаюсь к столу и, набрав полную грудь воздуха, ныряю в содержимое папки, как в студёную воду – до перекрытого дыхания и боли под рёбрами.
С первой фотографии на меня смотрит она – та, кто вынула однажды мою душу. Прошло восемь чёртовых лет, но боль – она вот, она никуда не делась. Идя по жизни, ломая всё на своём пути, трахая самых красивых баб, так и не смог вытравить Машу из-под своей кожи. Она, как татуировка на сердце, всё ещё болит и кровоточит.
Маша…
Провожу дрожащей рукой по её фотографии, а шею ломит от того, как сильно напряжены мои мышцы. В венах адский коктейль из ненависти, застарелой обиды и любви, которую я тащу на себе, как сгнивший крест к эшафоту. Когда-нибудь эта долбаная любовь приведёт меня в психушку, но даже если меня под завязку накачают психотропкой, всё равно перед глазами буду видеть Машу. Чёртово проклятие.
На меня с глянцевой картинки формата А4 смотрят зелёные глаза, выворачивают наизнанку, лишают самоконтроля. Усилием воли сминаю в кулаке фотографию и выбрасываю её в мусорное ведро. Не время распускать сопли, не место жалости к самому себе. Однажды Маша выкинула меня из своей жизни, выбрав не то и не тех, сейчас моя очередь.
Оказывается, я почти забыл, какая Маша красивая, а сейчас вспомнил. Вместо крови по венам будто бы расплавленное олово течёт. Невыносимо, больно, отвратительно.
Но теперь у меня достаточно сил, чтобы вырвать Машу из себя с корнем. Теперь я сделаю всё, чтобы забыть её. Уничтожу, но забуду.
Месть поможет.
Когда смятая фотка красиво пикирует в мусорное ведро, становится легче. Я глушу тошнотворный привкус на языке новой порцией виски. Всматриваюсь в документы, читаю отчёты, а улыбка расползается на губах – безумная.
Когда-то Нечаев сказал, что я падаль, которой место у его ног. Он растоптал мою жизнь, лишил самого дорогого. Он сказал, что я недостоин Маши, а она… она выбрала отца и свою сытую и спокойную жизнь под его заботливым колпаком. Я потерял всё из-за любви к ней, а она… Что ж, пора платить по счетам…
Да, Бабочка?
Каждый день, минувший с тех событий, я делал всё, чтобы однажды вернуться и макнуть её папашу в его же собственные грехи. Я покажу тебе, Бабочка, чего на самом деле он стоит.
Среди прочих фотографий и документов нахожу улыбающуюся рожу Нечаева и усмехаюсь. Годы взяли своё, но он всё равно держится бодрячком. Пока, во всяком случае, держится. Посмотрим, урод, когда мы встретимся, как ты запоёшь. Жду не дождусь, когда увижу тебя, сволочь, вживую и вдоволь повеселюсь.
Ставлю пустой стакан на стол и, прихватив с собой фотографию Нечаева, выхожу на задний двор. Ох, как мне хочется вгрызться ему в горло и рвать мясо, обнажая кости. Но стараюсь держать себя в руках, потому что его смерть – не моя главная цель. Есть вещи и повеселее.
На заднем дворе тихо и безлюдно, а на пару километров вокруг нет никого. Я специально выбрал именно этот дом, вернувшись в город – мне не нужны соседи. Мне нужно было полное одиночество, чтобы хорошенько всё обмозговать и вернуть себе то, что у меня однажды отняли – мою гордость. Пусть родителей это не