Снег. Антон Кара
его в корзину. А я лишь наблюдаю за ее манипуляциями, потому что не улавливаю ни рук, ни ног – они всецело ее. Она по-хозяйски берет полотенце и обтирается. А я ощущаю жжение на коже от этого трения. Затем она накидывает халат и возвращается в гостиную. А я ума не приложу, что делать и как.
– Ты просто еще не понимаешь, что я – это ты, – наконец говорит Алиса. У нее спокойный голос.
Она открывает шкаф и перебирает мои шмотки. Берет и разглядывает одну из юбок. Может, ей стоило бы начать с трусов?
– Ты ведь не всегда идентифицируешь себя с собой, – глаголет она. – Например, когда засиживаешься допоздна за какой-нибудь развлекухой, хотя знаешь, что тебе рано вставать. Это потому что ты не ассоциируешь себя с завтрашней тобой, не остро воспринимаешь, что завтрашней тебе придется с трудом вылезать из постели. Ты внутренне разделяешь вас на разных людей. И завтрашняя ты уж точно упрекнешь себя вчерашнюю за свой недосып. И снова разделишь себя надвое.
Да, за мной числится такой недостаток. Ну а что тут можно было делать – в ежедневной суете время для своего осознанного отдыха можно выкрасть только из сна.
– И у нас примерно такое же разделение, – говорит она. – Только мы с тобой пересеклись.
Да что это за чушь такая? Конечно, всё намного проще. Я просто ловлю слуховые галлюцинации на фоне стресса. И еще у меня проблемы с координацией.
– Тебя нет, – говорю я. – Я брежу. Перенервничала и брежу теперь. Помутилась и придумала тебя.
Мои руки вынимают некоторые вещи из шкафа, вертят перед глазами и возвращают на место.
– Ты придумала? – усмехается Алиса. – Выходит, ты большая выдумщица? Такая вот у тебя фантазия, да?
Выходит, так.
– Ты? – нахально произносит она. – А кто ты?
– Я – это я. Я Олеся.
– О, так значит, по-твоему, Олеся придумала Алису? Просто собралась с мыслями и сочинила новую личность, да?
Выходит, так.
– Нет, – возражает она. – Создатель не создает подобного себе создателя. Бог ведь не создал Бога. Его творения проще, чем он сам. Меня сотворило то, что сотворило и тебя.
И замолкает. Продолжает рыться в вещах.
– Кто? – не выдерживаю.
– Твой мозг. Ты будешь смеяться, но он у тебя есть.
Еще одна хренова шутница. Наверное, каламбурочных пилюль наглоталась.
– Физическая боль предельна, – продолжает Алиса. – Когда она становится нестерпимой, мозг отключает сознание. Так же и с душевной болью, мозг защищается от травм и блокирует сознание. Кто-то сходит с ума, теряет разум, а кто-то… – она ловит мои глаза в зеркальной двери шкафа, – обретает новый. – И ухмыляется.
Она что, доктор психологических наук? Или просто пустомеля, ездящая по моим развешанным ушам моим же языком?
– Хочешь, расскажу историю? – вдруг тараторит Алиса. – Жила-была одна девочка. Учила французский, выучила идеально, переводчиком не стала и во Францию так ни разу и не съездила, а потом умерла.
И, довольная, смотрит на меня, ждет реакции, видимо.
– Согласись, сильная история, – говорит она. –