Порча. Максим Кабир
нос, раздувшиеся ноздри, выпученные глаза, росчерки бровей и скул, четкие носогубные складки. Рот не нарисован, а точно выкопан в бетоне.
И все же Лицо страшило пуще любого чудища. Непристойное, гнусное, живое.
Таким мог быть Зивер, бог людей-леопардов. Но Паша ни за что не описал бы, не объяснил бы, чем его напугал рисунок.
Руд заговорил, и морок рассеялся. По крайней мере, Паша сумел отвести от стены взор.
– Он как будто… пульсирует.
– Дышит, – сипло сказал Паша.
– Мне немного…
– Противно?
– Ага. – Руд взъерошил кудри. – Я вспомнил… на море ночью пошел в туалет. А он был заполнен насекомыми. Какие-то огромные мотыльки, сколопендры… фу…
Паша не стал спрашивать, при чем здесь насекомые. Они оба думали о мерзком, изучая рисунок.
За спиной хрустнуло. Мальчики переглянулись. Замок! Кто-то ковырялся ключом в замке!
– Шухер! – прошептал Руд и бросился к трубам.
Протяжно заскрипели металлические петли.
Паша очутился возле хлама. Отворил дверцы, юркнул в шкаф, разрывая паутину, старясь не зацикливаться на образах волосатых пауков. Днище прогнулось под его весом. Он дернул на себя дверцы, и в этот момент кто-то спустился в подвал.
– Игнатьич? – женский голос. Знакомый. – Игнатьич, это ты?
«Баба Тамара!» – Паша облизал пересохшие губы.
В шкафу имелись щели, но Паша боялся шевельнуться.
– Старый пьяница… – пожурила вахтерша. – Пусто. Заходи.
Тень промелькнула мимо Пашиного убежища. За ней – вторая.
Сердце колотилось так, что он удивлялся, почему баба Тамара не слышит?
– Он тебя ждал, – сказала Тамара. – Он мне приснился, после того раза. Говорит: приведи ее снова.
Паша снял с ресниц паутину. Не чихнуть бы! – пыль щекотала слизистую. Свербели подмышки. Обливаясь потом, он прильнул к щели в боковой стенке.
В десяти метрах от шкафа стояли две окуренные мглой фигурки. Пониже – баба Тамара. Повыше…
«Это же негритяночка!» – догадался Паша.
Соседка зачем-то пригласила в подвал племянницу. Судя по разговору, не в первый раз.
– Смотри, девочка, смотри. И пускай Бог на тебя смотрит. Покажи ему…
По коже что-то поползло. Тарантул! Крыса!
Стиснув зубы, Паша покосился на руку. Свет, просачивающийся в дырявый сундук, позволил разглядеть рыжего таракана. Паша сбил его ногтем. Потер нос. Вернулся к щели.
Он решил, что бредит. Или спит, или надышался распыленных в подземелье химикатов.
Негритяночка раздевалась.
Здесь, в холодном склепе, в присутствии бабы Тамары – и даже при ее помощи – стаскивала платье, расстегивала бюстгальтер. Она стояла лицом к стене, и Паша видел спину, клинышек стрингов и ягодицы.
Член, не согласовываясь с мозгом, затвердел.
– Да, да, пускай смотрит, – частила вахтерша.
Что там творится? Кого она назвала Богом? Зивера? Морду на стене?
Обнаженная девушка развела в стороны руки, словно для объятий.
Паша