Двести второй. Савелий Громов
на морозе. Мне реально было холодно. Увидев, как меня «колбасит» Взводный отправил меня в санчасть.
В санчасти санитар спросил меня на что я жалуюсь, измерил мне температуру, глянул на градусник, присвистнул и ушел советоваться с Лейтенантом.
Меня разместили в отдельной палате, в которой стояла двухъярусная кровать.
Жорка появился на третий день вместе другими «дристунами», жертвами «Ротавирусной инфекции» свирепствующей в отряде.
Всем поступившим в тот день выдали банки для сдачи анализов. Жорке банки не досталось.
Санитар, к которому Жорка обратился с просьбой дать ему банку, раздраженно ответил:
– Ну, нет у меня банки, закончились они. Я тебе че рожу ее что ли?
– Найди сам что-нибудь.
– Анализы надо сдать!
– Ну, надо так надо! – Жорка дождался своей очереди в туалет.
Из туалета он вышел с развернутой в два слоя газетой, держа ее обеими руками перед собой.
В середине газеты, колыхалось «жидкое дерьмо».
Жорка нашел глазами санитара, и уверенно направился к нему.
Санитар, увидев Жоркину ношу, сначала попятился от него, а потом развернулся, и попытался спастись бегством.
Но в это момент окончательно размокшая газета порвалась пополам и дерьмо плюхнулось на пол, забрызгивая все вокруг.
Кому-то попало на сапоги, кому-то на ХБэшку, у кого-то на лице вдруг появились коричневые веснушки.
Но больше всего досталось новому белоснежному халату санитара, которым он так гордился. Спину санитара в халате по диагонали снизу-вверх перечеркнула жирная пунктирная строчка. Как будто, по убегающему санитару полоснули очередью из пулемета, стреляющего разрывными, шоколадными пулями.
Жорка так и замер с круглыми от изумления глазами, держа в руках половинки размокшей, порванной пополам газеты.
Смеялись все кроме санитара, который разразился в адрес Жорки таким смачным и длинно-заковыристым матом, что все сбежавшиеся на шум зрители невольно заслушались, с уважением внимая удивительно сложным по своему строению нецензурным речевым конструкциям, изрекаемым талантливым санитаром, у которого даже предлоги были нецензурными!
Если трехэтажный мат состоит из трех следующих друг за другом нецензурных слов, а семиэтажный мат состоит из семи следующих друг за другом нецензурных выражений, то мат санитара был просто многоэтажным, как небоскребы в Нью-Йорке! Начинался он так:
–Ах, ты пиздоголовый хуерылый пиздогрыз…
В общем если бы этот самородок со своим нецензурным монологом попал на телевиденье, где принято ненормативную лексику запикивать звуковым сигналом, то его сольное выступление выглядело бы примерно так:
–Ах, ты пи-пи-пи-пипи-пи-пииииииииии…
Глава 17
Я иду по взлетной полосе. Гермошлем застегнут на ремне. Мой Фантом, как пуля быстрый, в небе голубом и чистом, с ревом набирает высоту…
(Песни Советских улиц «Фантом» – автор неизвестен)
В следующий раз судьба