Я тебя у него заберу. Элла Александровна Савицкая
к двери, вспоминаю о предложении Мариам. Котенок расстроится, если уйду, не забрав обещанную пахлаву. Сворачиваю в коридор на кухню, откуда доносятся женские голоса. Мариам и ее матери. Голос женщины звучит не так, как обычно, что вынуждает притормозить и прислушаться к разговору.
– Мам, это всего лишь до десяти часов. Мероприятие в парке в центре города. Все наши собираются.
– Я сказала, нет, Мариам. Десять в городе это уже поздно. Пока доедешь до дома, будет пол-одиннадцатого.
– Мам, пожалуйста. У меня из знакомых только Оля. Я хочу общаться, гулять. В Ереване ведь вы позволяли.
– Здесь тебе не Ереван, – тон Лусине начинает звенеть нарастающим предупреждением. – У нас в городе практически нулевой уровень преступности. А здесь каждый второй только и думает, как тебе под юбку залезть, не хватало потом еще проблемы из-за тебя расхлебывать. Позора нам на голову хочешь?
– Почему позора? Я ведь не с парнем иду.
– Попробовала бы ты с парнем пойти! – фыркает женщины, а я чувствую, как у меня зубы с силой сжимаются, грозясь раскрошиться.
К кому к кому, а к Мариам вообще не должно быть претензий. Она по дому носится целыми днями и у плиты крутится. Девки в её возрасте по кафе шляются и клубам, ноги давно раздвигают, а ей в банальных вещах отказывают, оказывается.
– Мам, пожалуйста. Я буду внимательна. Ни с кем не буду знакомиться. Просто погуляю с друзьями. – продолжает упрашивать ангел.
– Лиля тоже обещала ни с кем не знакомиться, а потом её этот белобрысый обрюхатил, и где он теперь? Нет его! – рявкает злостно мать. – А она всю семью опозорила, и теперь отродье свое будет до конца жизни сама тянуть.
– Мам, я не Лиля, – настойчиво повторяет Мариам. Меня раздражает, сколько времени у девчонки уходит на то, чтобы отпроситься гулять. Еще и, блядь, до десяти вечера. Давид в это время только из дома выходит. – Я уже столько прогулок пропустила, можно хотя бы на од..
Последний слог звучит сдавленно и приглушенно, как будто она резко проглатывает слово. Доносится едва различимый стон. Меня в мгновение взрывает от этого жалобного звука.
Заглядываю на кухню и чувствую, как ярость кипятит вены. Лусине держит дочь за запястье, вроде бы ничего такого с первого взгляда, но если взглянуть на то, как лицо котенка искривляет гримаса боли, все становится ясно.
Кулаки непроизвольно сжимаются. Желание вырвать ее из цепких лап матери достигает максимума.
– Мариам, ты забываешься. Я не обязана повторять по десять раз то, что уже сказала, – шипит старшая Даниелян, сжимая тонкую руку еще сильнее. – После переезда ты совсем распустилась. Не забывай, что если живешь рядом с русскими, это не значит, что ты русская. Повторять за своей подружкой не надо. Если она по двадцать минут отпрашивается чтобы переночевать у нас, это не значит, что подобное сработает со мной. Ты должна уважать мое решение, поняла? И принимать его не оспаривая!
Выдержка слетает к черту с петель. Смотреть на то, как корчится лицо Мариам от боли у меня нет сил. Делаю несколько шагов вперед, позволяя им себя увидеть. Женщина выглядит