Возвращение. Геннадий Владимирович Ищенко
уселась на диване, показывая своим видом, что убрать её оттуда можно только по частям, а удалившийся в комнату дочерей отец приоткрыл дверь, чтобы лучше слышать.
– Ну как? – спросил я Люсю.
– Нет слов, – сказала она. – Играй первую часть.
Мы работали весь день, оторвавшись только на обед, но к вечеру Люся подобрала мелодию. Слова она знала, так что в конце мы сыграли и спели.
– Вам немного потренироваться, и можно ехать в Москву, – сказал Иван Алексеевич, – а для Минска уже сойдёт. И песня замечательная, и поёте вы просто здорово!
Я оставил у них гитару, и в следующие три дня мы после школы по часу пели и играли, оттачивая исполнение. Вечером в среду я решил, что в дальнейших тренировках нет смысла, потому что лучше мы не споём.
– Завтра отправлю письмо Валентину, – сказал я Люсе. – Мы с ним об этом договорились в прошлый раз. Так что готовься к славе.
Письмо мама отдала почтальонше, когда та разносила почту. Было это в четверг, а в понедельник без предупреждения приехал Валентин. Сергей подогнал машину к школьной ограде на то же место, что и в прошлый раз. Валентин не дал нам даже заехать домой.
– Совсем нет времени! – отрезал он. – Позвоните из учительской матерям и отдайте друзьям портфели. Едем прямо на телецентр. Самохин будет там только до двенадцати. Если не успеем, считайте, что зря проездили.
Мы успели, и уже через три часа после отъезда Сергей привёз нас обратно и высадил возле школы. После пробы в студии сделали запись номера, а потом мы втроём перебросились несколькими фразами по заранее разработанному сценарию. Всё, как в прошлый раз, только эта песня, исполненная в два голоса под аккомпанемент гитары и рояля, звучала намного выразительней и красивей, чем моё первое сольное выступление. На прощание Самохин предупредил, что, поскольку уже двадцать восьмое декабря, нас покажут не раньше чем через неделю.
Следующий день был последним учебным в первом полугодии, и нам в конце занятий продиктовали четвертные оценки. Как и в первой четверти, у нас с Люсей были одни пятёрки. Наверное, когда Сашка об этом услышал, у него зачесался лоб. Надо будет сказать, что я не собираюсь отбивать пальцы о его башку. После уроков я проводил Люсю домой. У них в большой комнате уже стояла ёлка, пока и без игрушек. Отца не было, сестры – тоже, а мама жарила котлеты.
– Добрый день, Надежда Игоревна! – поздоровался я. – Можете поздравить отличников.
– Молодцы! – высказалась она, переворачивая котлеты. – Подождите, я сейчас закончу.
– Мама, вы с папой не обидитесь, если я встречу Новый год у Гены? – спросила Люся.
– Конечно, обидимся, – ответила Надежда, – но не будем возражать. К этому придётся привыкать. Рано у вас всё…
– Моя мама на днях говорила то же самое, – сказал я. – Но Люсе у нас рады, и нам не собираются мешать.
– Здесь вам тоже никто не мешает. Поможешь дочери нарядить ёлку?
– Конечно! Где игрушки?
– За ёлкой, в посылочном ящике, а катушка с нитками на столе. Идите, а я пока здесь всё закончу.
С