Время просить прощения. Иван Некрасов
не хотел… – почему-то вдруг смутился я.
Сказать, что реакция медсестры меня удивила, вообще ничего не сказать.
– Ага, а орать ветерану, что лучше бы он сдох на той войне, заставляли?
– Я не помню такого, – пожал я плечами.
– Мало тебе омоновец прописал, надо было добавить.
– Зря вы так, мы же боремся с продажной властью, с ворами…
– А ты сам что-нибудь сделал для народа? Для страны? Кто ты, гнида? Только и знаете, орать на улице да в интернете писать, как вам живется хреново, а сами ничего путного в жизни не сделали! Не то что старики-ветераны, даже твои родители наверняка помнят, как тяжко жилось после развала страны, а ты…
Я не знал, чего ей ответить, впервые у меня какой-то ступор. Понимаю, что надо бы ее заткнуть, а не могу. Почему, казалось бы, простая медсестра, живущая на копеечную зарплату, осуждает меня за мою борьбу с властью? Чего она вступилась за этого старикана? Кто он ей? Взял так и спросил.
– Почему он должен быть мне кем-то? А ты сам не видел, кто он? Таких людей остались-то единицы, они всем нам, простым людям, родственники, но таким, как ты, этого не понять.
Мы все должны им помогать за то, что они прошли, пережили за нас. Сначала воевали, не щадя себя, потом страну строили. Для таких, как ты, строили! Где бы ты был, гад, если б не наши старики?!
– Да чего он… – начал было я, но меня заткнули:
– Молчи лучше да прощения попроси, может, еще не совсем потерянный для жизни, – сказала медсестра и ушла.
– Да пошли вы все! – выругался я и набрал номер друга.
– О, ну ты как? – услышал я на том конце провода.
– Да вообще! Меня тут гнобят все кому не лень за этого старика. Что у вас?
– Менты озверели, на целую неделю закрыли, прикинь! Да еще и штраф такой дали, что звиздец!
– Как на неделю? – не понял я. – А как ты разговариваешь, вам что, трубки оставили?
– Ты чего? – кажется, я даже увидел возмущение друга. – Какие трубки? Два дня как выпустили, бабки ищу на штраф.
– Не понял, это ж два дня назад было.
– Хорошо, видать, тебе омоновец приложил по башке. Почти десять дней прошло. Ты чего, только очнулся, что ли?
– Ну, приходил в себя ночью, но снова отрубался, – удивлялся я.
– Во даешь! Кстати, у тебя бабло осталось, ты вроде последний транш не тратил?
Ну да, нам подкидывали на бедность из пары контор, которые нынче власти объявили иностранными агентами. Но это же фигня, так, на жизнь, на еду.
– Так я на листовки раскидал, осталось чуток, рублей двадцать. А сколько штраф?
– По сотне!
Я аж поперхнулся.
– Сколько? А за что?
– За деда, за несанкционированный митинг, за хулиганку, особо упертые требовали уголовку на нас завести, в общем, там целый список. Тебе тоже дали, просто ты еще, видимо, не получил его. По тебе вообще отдельно. Боюсь, Севка, как бы на тебя статью не повесили.
– Так я ж в больнице. Черт, ты меня забрать не сможешь? Куда-нибудь в другую клинику, а то тут загнусь.
– Сдурел?