Единственная игра, в которую стоит играть. Книга не только о спорте (сборник). Алексей Самойлов
с середины реки я увидел, как горел город. Длинная стена огня. А вокруг вода вспухала от бомб и снарядов».
Что значит прирожденный кинематографист: всё видишь – и длинную стену огня, и вспухающую от бомб и снарядов воду. А о жизни в эвакуации, в деревне Коптяки, рядом со Среднеуральской ГРЭС, не захотел говорить, только повторял: «Ужас, ужас, ужас. Голод, холод, ненависть местных к приехавшим. Меня сжигало одно желание – есть, хоть раз наесться досыта».
Перед тем как заснуть, спросил: «А тебя бомбили?..»
«А тебя бомбили?»
Бомбили, Элем, еще как бомбили. Стены огня не было. Немец еще не дошел до Волги в июле сорок первого. Но отдельные вражеские само леты уже прорывались в советский тыл. Кто налетел в солнечный летний день на наши баржи, которых буксиры тянули по Рыбинскому водохранилищу, мы не знали, не могли знать – «Юнкерсы», «Фокке-Вульфы», «Мессершмитты», «Хейнкели»… Я даже не помню, была ли на налетевших самолетах свастика.
Четко помню одно: белые детские панамки на солнечной ряби темной воды. Бомбы попали в первую баржу с эвакуированными детьми, она шла в нескольких сотнях метров впереди нашей баржи. Нас тоже бомбили, но промазали. У меня ветер сорвал с головы черно-красную тюбетейку, и она улетела к белым панамкам. Бабушка плакала, проклинала Гитлера и Бога, допустившего это, и прижимала меня и моего брата трехлетнего Мишу, ласкового ангелочка, к себе, запрещая смотреть на воду. Но я, неслух и грубиян, вырвался из ее вдруг потерявших силу рук и бросился к борту смотреть на воду. На белые панамки на темной воде.
2. У нас во дворе
В нашем дворе все звали его Вася. И многочисленные ученики тренера Василия Филипповича Акимова между собой звали его Вася. В этом не было ни уничижительности, ни панибратства. Только любовь.
Он был замечательным человеком, наш Вася. Уж не знаю, как это происходит, но когда самые разные люди, не сговариваясь, начинают одного из себе подобных считать замечательным, можно не сомневаться: так оно и есть. И все понимают, что речь идет не об особенных профессиональных качествах, а о сердце и душе. Щедром сердце и бескорыстной душе – двух непременных атрибутах человека замечательного в нашем отечестве.
В феврале 1984‑го на шестидесятилетие Василия Филипповича Акимова его ученики, волейболисты петрозаводских команд, сборных Карелии сороковых-пятидесятых годов, преподнесли своему тренеру специальный альбом и стихи написали о короле карельского волейбола, о самом добром и веселом тренере на свете.
Василий Филиппович показывал мне однажды этот альбом, когда мы сидели у него дома и за чаркой вспоминали старых друзей. Нам было что вспомнить.
– Ты меня однажды до смерти напугал. Неужели не помнишь?.. Тебе было лет одиннадцать. Я возвращался со стадиона с тренировки, нес сетку с мячами. Ты привязался: «Дядя Вася, покажите, как перекат