Свой – чужой. Андрей Константинов
плачешь и крестишь меня… Крестила, по-моему, наоборот, неправильно, но какая разница, листва все это… И вот ты тогда на перроне – а я не ждал, не знал… В общем, и это тоже дало мне силы выжить. И я рад, что ты есть, что ты здесь, рад всему, что было…
У Ларисы, ныне директрисы очень крупного модного магазина, глаза набухли слезами. Они с Юнгеровым никогда не клялись друг другу в верности и… В общем, отчасти и ее сексуальные похождения за время отсидки Юнкерса (а ему, конечно же, рассказали) решили судьбу бурного некогда романа. Но – только отчасти. На самом деле Александр Сергеевич ни с одной женщиной вместе долго не выдерживал – даже с самой-самой. Он эту свою черту знал и, когда она проявлялась, чувствовал комплекс вины, раздражался, причем раздражение выплескивалось именно на ту, которая в данный момент находилась рядом…
Лариса хорошо понимала Юнгерова, иллюзий никогда не строила, может быть поэтому и спала легко с другими мужиками, пока он сидел. Слова, публично произнесенные Александром Сергеевичем, значили для нее очень много – это было словно прилюдное объяснение в любви, словно возведение ее в некий особый статус. Почти что в статус бывшей жены. Кстати, Лариса была замужем – все время знакомства с Юнгеровым. Разводиться она не собиралась, ее муж, шофер-дальнобойщик, был хорошим человеком и очень любил сына. Ну и жену, конечно, тоже. Нет, жену он почти боготворил. Юнкерс еще раз посмотрел Ларисе в глаза – и в этом взгляде было столько всего, что сидевшие рядом даже притихли. Александр Сергеевич постарался улыбнуться:
– Мы, Ларисон, недавно с тобой поругались крепко на одну производственную тему… Подраспустила ты девиц в своем магазине – им из-за маникюра уже некогда клиентами заниматься… И будем ругаться еще… Но… То, что я сказал до этого, – главное. Оно перевесит все. Спасибо тебе.
– А может, я до сих пор по ночам в подушку плачу? – не без вызова, полушутя-полусерьезно тряхнула волосами Лариса. Заодно и грудями атмосферку всколыхнула – мужики же вокруг были не слепыми.
– Нужен я тебе! – попробовал отшутиться Александр Сергеевич. – Вокруг молодые ухажеры… Ты ж в цвету вся!
– Дурак ты! А я… я тоже рада всему!
– Ну и ладушки, ну и мир… Свои же люди! Да, чтоб ты рожи не корчила, скажу: если б ты тогда на перроне на коленях стояла – не поверил бы в искренность.
– Это почему?
– В восторженность не верю.
– Ну и дурак!
– Дурак не дурак… Лариса, ты всегда для меня останешься особенной. Только с тобой можно было нарушать все заповеди Божьи одним махом! А помнишь, как в мастерской у художника… Ты напилась тогда и, голая, танцевала под «Вологду». Я с тех пор эту эротическую песню спокойно слушать не могу! «Девять с половиной недель» погулять вышли.
– Спасибо тебе, Санечка, хороший мой.
Чтобы не заплакать, Ларисе пришлось залпом выпить полфужера крепкой граппы – она перебила грусть.
А Юнгеров уже ухватил за щеки бывшего своего одноклассника Вадима Колесова:
– Вадик,