Прекрасная планета. Саша Павлова
дня он не мог прожить как приличный человек, как царевна лебедушка, чем больше он старался весь день – тем больше к вечеру его распирало.
ему было очень очень стыдно что он доставлял людям столько неудобств, показывал что-то неблагопристойное, оскорблял приличное общество своим поведением, он чувствовал что оскорблял.
но у него не было ничего, ничегошеньки чтобы построить эту восхитительную хлябь, эту торжественную слякоть, и получается что он просто оскорблял людей из приличного общества тем кем он был.
что ж он родился уродом, уродцем, и все что он мог, это была его работа, его главная ответственность, его миссия – минимизировать себя. чтобы быть не кучей мусора, а хотя бы урной. неприятной, но безвредной.
ужас
так странно как ужас то пропадал, то появлялся. причем когда ужас был казалось что нет ничего кроме ужаса. а когда ужас исчезал, в дни как сейчас – ужас конечно где-то был, но как часть, как реакция, а не как это упоительное огромное не дышащее багрово-красное небо.
странная такая жизнь когда нет ужаса, Ло привык в нем жить, хотя конечно к такому нельзя привыкнуть.
ужас был еще такой торжественный и по-своему Ло восхищал. торжество момента. вот это – настоящий ужас, не поддельный. настоящий человеческий кошмар. Ло был заворожен кошмаром. его удивительной плотной стихией. как будто это единственное место где Ло становился большим, единственное место где Ло мог раскрыться, а не быть задавленным под прессом, единственное место где Ло мог переживать.
ужас был где-то внутри, как укрытие для чувств. Ло ходил туда хоть и настрадаться – но начувствоваться вволю. надышаться этим грозовым воздухом. силой. стихией. простором. бурей.
наедине с собой. наедине со своими чувствами в том масштабе в котором они существовали, в их естестве
сочетания?
рядом с Вахом было почему-то очень неловко.
Вах как-то так выворачивал события что и за них тоже было неловко. за то что ты умер и попал сюда. и что тебя никак экзистенциально не озаряет. а Вах как будто бы этого ждал. и от себя и от других, и ему бесконечно стыдно что это происходит, но он надеется разобраться, поэтому изо всех сил ищет какой-нибудь экзистенциальный шприц, котором можно будет уколоться, просветлиться и чтобы не видеть то как люди опозорились.
сначала Ло думал что ему показалось что Вах сильно стыдится того что умер и не просветлился, но потом это ощущение неловкости за свое состояние появлялось только с ним.
особенно когда дело касалось того что Ло не может работать.
у Ваха бегали глаза, словно он искал куда бы спрятаться от того что придется увидеть что кому-то очень сильно не хорошо, и он своими мотивационными речами не сильно может помочь, хотя обязан.
но когда Ло понял как Ваха клинит, то немного полегчало. он перестал присоединяться к этому стыду, и больше наблюдал за Вахом. Вах был таким убедительным в своем чувстве что у него было стыдно спросить про бога чтобы не выдать