Сильварийская кровь. Антон Орлов
того как территория, в прошлом принадлежавшая темным эльфам, отошла к людям и превратилась в южную провинцию Королевства Траэмонского – провинцию Манжелиста, получившую имя по названию руин древнего поселения на берегу моря, – напоминание о былых временах, надменно торчавшее над аннексированной местностью, не единожды пытались разрушить различными способами, но нимало не преуспели.
В конце концов траэмонские власти смирились с неистребимостью Белой арки и, дабы сохранить лицо, объявили ее историческим памятником, не подлежащим сносу. Это произошло еще при королеве Марисиэнне. Остроумное решение очередного консорта. Вдвойне остроумное: оно не только послужило оправданием тому факту, что этот застрявший в реальности осколок дивно прекрасного нечеловеческого сна до сих пор существует, но и поспособствовало улаживанию отношений с темными эльфами, которые к тому времени оправились после разгрома, учиненного объединенными силами людей и светлых эльфов, и вновь начали заявлять о себе как о силе, с которой надо считаться.
Гилаэртис, их новый вождь, занявший место убитого светлыми эльфами Эгнандора, поначалу проявил себя гибким и практичным дипломатом, и все на него нарадоваться не могли, пока не вылезла наружу правда о его плане по восстановлению численности сильварийских эльфов. Тех после войны осталось хорошо если три-четыре десятка, и люди тут были ни при чем. Люди всего лишь хотели прибрать к загребущим рукам плодородные земли между Кочующей грядой и Сильварией – нынешнюю провинцию Манжелиста. Геноцид своим темным сородичам устроили светлые эльфы из Роэндола. По какой причине? Ответ знают только они сами, а задавать вопросы эльфам – занятие такое же неблагодарное, как писать вилами по воде или ловить пляшущих солнечных зайчиков.
Уцелели те, кто рискнул уйти в глубь чаролесья и сумел там выжить. Два столетия спустя – для эльфов это не срок – они вернулись, но их было слишком мало, чтобы отвоевывать у Королевства Траэмонского свою исконную территорию. Поселились в Сильварии, время от времени появлялись в человеческих городах, вели себя неагрессивно. Создавалось впечатление, что они смирились с судьбой и хотят за неимением лучшего влиться в человеческое общество.
Против этого мало кто протестовал. Во-первых, их осталась жалкая горстка, и к тому же среди них не было ни одной эльфийки: то ли неведомое заболевание, то ли проклятие, посланное магами светлых эльфов вдогонку вырвавшимся из капкана беглецам, выкосило всех женщин. При таких условиях они не могли считаться жизнеспособной диаспорой, и выбор у них был невелик: или тихо угасать, оставаясь замкнутой малочисленной группой, или перемешаться с людьми. Во-вторых, у них водились деньги. Золотые и серебряные монеты диковинной чеканки, изъятые, вероятно, из затерянных в чаролесье сокровищниц давно сгинувших цивилизаций. Сильварийцы обменивали их на траэмонские дубры и везде были желанными гостями.
Впрочем, некоторые возражали. Говорили, что от эльфов всегда жди какой-нибудь