Перестроечная комедия «Арион». Валерий Рыженко
параллельных миров, сакральных и мистических идей, как будущего оригинального учёного с нестандартным мышлением, чьё имя пока не вписано в анналы истории, но чей титанический труд скоро пополнит мировую сокровищницу науки. После блестящей и авторитетной речи хранителя музея экскурсовода вписали перьевой деревянной ручкой в скромную графу штатов, прикрыв ладошкой то, что причиталось ему за труд. Год об Арионе говорили, как о человеке с совершенно сказочным направлением мысли. Экскурсовод был того же мнения о себе, пока не оказался в сапожной мастерской и не выложил собственную обувку через тесное окошечко на стол приёмщицы с кумачовыми, длинными ногтями.
– Да на Вашу обувку у нас ни одна рука не поднимется! – услышал он наполненный металлом голос.
Арион выложил ботинки на стол администратору. Они были похожи на обглоданный скелет рыбы – пираньи.
– Это противоречит Вашему направлению мысли! – сухо сказал тот, отводя взгляд от ботиночного скелета. – В Вашем возрасте я думал только о сакральных идеях.
– Хорошо, – добродушно бросил экскурсовод, – я подумаю об идеи.
Идея уже была в его голове.
– Вот и ладненько, – похвально отозвался администратор.
На следующий день обувка Ариона оказалась в стеклянных футлярах вкупе с лучниками в колесницах, ржавыми наконечниками и каменными топорами. Она стала бичом для музея. Администратор побледнел, увидев земную ношу экскурсовода возле вазы времён Рамсеса Великого, и сдался, когда обнаружил её у надгробной плиты фараона с клочком исписанного картона «В них ходил он!».
– Не позорьте человека, – прерывающимся шёпотом сказал он, услышав, как Арион торжественно объясняет загипнотизированным посетителям, что эту древность – экскурсовод ткнул в свою собственность, – сняли со скелета бывшего владыки.
– Фараоны ходили в сандалиях, – раздался неуверенный голос с задних рядов толпы.
– Ходили в сандалиях, – бросил Арион, – а умирали вот в таких ботинках и тапочках.
В первый день весны экскурсовод вошёл в музей с букетиком ландышей, которые на его глазах превратились в стальные сосульки. Арион чувствовал, что он ржавеет в этом духе времени. Его дух оседал металлической пылью в горшках Нижнего Египта. Не помогало даже надгробье фараона, возле которого он облучался часами, вызывая недовольство администратора, который утверждал, что прилипший к плите экскурсовод высасывает своим спинным мозгом мистическую силу бывшего владыки.
– А кому она нужна, мистика, – спрашивал экскурсовод.
– Будущей науке, – кротко отвечал администратор.
Ариону приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы не дать мыслям превратиться в металлические стружки. Три башни стали напоминать ему гигантские чугунные ядра, а окна гигантские жерла пушек. Они в упор расстреливали Ариона. Он уходил с чугунными осколками