Браво-брависсимо. Виталий Еремин
а. Ну, понятно, мысли скачут или наоборот, как ты говоришь, столбняк в мышлении. Начал сейчас с лиц и улиц, а что на самом деле в голове?
Р о з а н о в (не сразу решаясь). Вот скажи мне на милость, Полиночка, сколько ты встречалась с испанцем Сальвадором? Три недели? А сколько других людей встретилось тебе в Европе? А сколько лет прошло с тех пор? Почти пятнадцать. Столько страстей и переживаний. У тебя так удалась биография. Для писателя это первое условие. Но твоя биография остается у тебя в голове, не ложится на бумагу. В голове не укладывается.
С у с л о в а. Надо же, о чем у тебя болит.
Р о з а н о в. Да, душа болит за тебя. За твой талант. Талант должен развиваться. Я хочу быть нужным тебе.
С у с л о в а. У меня до сих пор такое ощущение, будто я погрузилась с Достоевским в тину нечистую. И никак не могу выбраться.
Р о з а н о в. Это я понимаю. Когда девушка теряет девство без замужества, то она теряет все и делается дурною. Совокупление без замужества есть гибель девицы.
С у с л о в а. Как ты можешь так говорить? Это жестоко.
Р о з а н о в. Полинька, а ты потерпи. Это ведь как горькое лекарство.
С у с л о в а. Ты просто залезаешь мне в душу, причем, уже не первый раз. Твои слова, что женщина без детей – грешница, теперь постоянно у меня в голове. От чего ты хочешь меня вылечить? А тебе не приходила мысль – вдруг я неизлечима? Если ничего не пишу – значит, больна. Если не пишу столько лет – значит, больна неизлечимо. Тебя вот в гении уже записали. Как же ты тогда не понимаешь?
Р о з а н о в. Я тебе не про себя, а вообще скажу: гении бывают не очень большого ума.
С у с л о в а. Что ж ты себя жалеешь? Просто дураками бывают.
Р о з а н о в. Секрет писательства в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только сделать из себя писателя. Но он не писатель.
С у с л о в а. Если ты все так знаешь, зачем делаешь вид, что у тебя болит за меня?
Р о з а н о в. А меня манят писатели безвестные, оставшиеся незамеченными. Я так радуюсь, когда встречаю у них необычную и преждевременную мысль.
С у с л о в а. Опять семь пятниц. Иди к себе. Дай мне читать.
Р о з а н о в. Не обижайся, Полиночка. Твой незабвенный Федор Михайлович тоже пишет без музыки в душе, длинно, путано, повторяясь. Говорят, любит оправдываться тем, что он единственный из писателей живет на свои гонорары, и потому ему все время приходится спешить.
С у с л о в а. Это все отговорки. Даже если бы он был миллионер, он все равно писал бы непомерно длинные монологи и все тем же неряшливым слогом. Так уж его устроил Бог.
Р о з а н о в. Можно тебя спросить, почему у вас не сложилось?
С у с л о в а. Он предчувствовал, что и после смерти жены не женится на мне. И тем не менее воспользовался, затащил меня в постель.
Р о з а н о в. Поля, подумай о себе строже. Тебе тогда было уже, сколько мне сейчас, 23 года. Ты берегла себя не просто так, абстрактно. Ты берегла себя для такого брака, который бы тешил твое самолюбие. Разве не так? И вот знаменитый писатель. Ты сама смотрела в писатели. Значит, не могла не думать, что он тебе поможет.
Розанов умолкает. Суслова насмешливо смотрит на него.
С