Я – батискаф свободы. Евгений Сергеевич Скулкин
не дойдя,
постигаем пониманье
быта – недобытия…
Хроника конца
Ни капли зря —
у дождя.
Лес открыт без молитв.
Мы промокли насквозь —
врозь,
словно рыбы скользя.
В старый дом ворвались – живы!
Огляделись – чужие…
В общности тревожной,
Пустоте
нет ни слов, ни жестов, ни отчаянья —
гулкое бездонное качанье…
День сторонний. Муха на стекле.
Оглушающе ее жужжанье
лета отлетевшего,
скользит
в мерном сне, не зная заклинанья.
Вот и муха.
Нет в природе слов.
Белое шуршание ветров —
сто страниц забытой нами книги,
где дождинки – знаки, а не миги…
…что-то пишут на моем стекле..
Вот и конец… Обрываются нити…
В рамке оконной день неумытый.
Чайник и стол очертаньем гротеска.
Ты не встаешь, на глазах занавески.
Время тягучее тянет назад —
не задохнуться бы… Нити летят
дальним обрывом, радостным свистом…
Крепче обняться! или забыться…
«Сумасшедший, ледяной полет…»
Сумасшедший, ледяной полет…
Ничему уже не повториться!
День как белый парус накренится —
унесет меня за поворот.
Фотографии расставлю в доме —
корабле, несущемся – куда?..
Подобью карниз – прямее, вроде.
В ночь уйду,
как в землю провода…
И дойду до крайнего причала,
дальше – море – светлая тоска…
Ничего уже не повстречаю,
только скрипнет старая доска…
Сумасшедший, сладостный полет!
Ничему уже не повториться…
Ночь как белый парус накренится —
унесет меня за поворот…
Бомжи
Синеват, бессилье на лице.
Бочкотела, с хрипотцой лишений.
Как в воронку втягивает все
музыка межпольных отношений…
Посветлело что-то впереди,
дрогнула осенняя завеса.
Вьется, вьется ниточка судьбы
до того вон леса…
Что о прошлой жизни тосковать?
Вывела кривая на помойки…
Это вам – свободы не видать,
а они – свободные, как волки…
Что б в мирских невзгодах не тонуть
и стакан не придавил безмерно,
будут эту водочку тянуть,
ощущая локоть суверена…
Жизнь стремна. И много в ней дорог.
Но куда б не утянула тропка —
что в душе останется, мой друг? -
горний свет или пустая топка…
Баллада о чайке
Нас свела не судьба,
ни обряд, ни молва нам не в тягость.
Просто жгла нас в тот вечер,
зябкий вечер, сухая