Харассмент. Кира Ярмыш
холодно ли ей и не сделать ли печку потеплее. Инга сказала «да» и оживилась, понадеявшись, что сейчас завяжется разговор, однако Илья больше не произнес ни слова.
Фокус-группа проходила в небольшой комнате, где за овальным столом сидело несколько мужчин и женщин, которые должны были оценивать какую-то рекламу. Ингу и Илью проводили в соседнее помещение, откуда они могли наблюдать за происходящим через стекло. Людям за столом их не было ни видно, ни слышно. Это походило на то, как показывают допросы в сериалах: обычно в них детективы, исподтишка разглядывающие подозреваемых, кажутся важными и могущественными. Инга, однако, не ощущала ни того ни другого – наоборот, только неловкость, словно она подглядывала.
Пока шла фокус-группа, она несколько раз что-то спрашивала у Ильи – он отвечал скупо и как будто недовольно. Про себя Инга не переставала задаваться вопросом, зачем он взял ее с собой. Работы для нее тут не было, Илья ее компанией демонстративно тяготился. Инга сидела в соседнем от него кресле и ловила себя на том, что вжимается в его противоположный край, подальше от Ильи, – ей казалось, что ему неприятно находиться рядом. Ей самой тоже было неуютно и хотелось только поскорее очутиться дома.
Долго так продолжаться не могло, это было ясно. Невозможно работать в месте, где начальник испытывает к тебе такую выразительную неприязнь. Инга чувствовала себя виноватой и обманутой попеременно: она понимала, почему он ее сторонится, и корила себя за глупость, но уже через секунду негодовала оттого, что страдает одна.
К концу фокус-группы Инга окончательно извелась – все ее мысли вертелись вокруг того, как она оказалась в такой мучительной ситуации и как теперь из нее выбираться. На обратном пути, стоя возле лифта, Инга судорожно пыталась подобрать слова. Ей нужно было сказать хоть что-то: спросить, упрекнуть, оправдаться – лишь бы нарушить это ледяное молчание, терпеть которое больше не было никаких сил.
Лифт был последним шансом это сделать. Там они будут вдвоем, а потом спустятся в холл, Илья наверняка нехотя спросит, куда ее довезти, она скажет, что доберется сама, и они разойдутся, оба недоумевая, зачем вообще понадобилась эта совместная поездка. Инге, по крайней мере, казалось, что Илья точно так же этого не понимает. Сказать хотя бы на прощание что-то важное превратилось для нее в своего рода долг – словно так она хоть как-то обоснует свое присутствие.
Лифт звякнул, приехав на их этаж, двери открылись. Они вошли, Илья нажал кнопку. Свет внутри был такой неожиданно яркий, что Ингина решимость вдруг испарилась. Она в панике повторяла в своей голове: «Нужно что-то сказать, нужно что-то сказать», как будто эти несколько секунд в лифте и правда были ее последним шансом все исправить, но слова не приходили.
– Илья! – в отчаянии взмолилась Инга. – Пожалуйста, давай поговорим!
Илья метнул на нее взгляд, и Инга почему-то очень хорошо представила, как она выглядит сейчас: глаза расширены, брови жалобно приподняты, на лице просительное выражение. Она не успела