Харассмент. Кира Ярмыш
Илья ей в ухо и куснул мочку.
Инга уже вернулась в свое обычное подыгрывающее состояние, поэтому улыбнулась, словно ей было приятно. На самом деле ей стало противно: на нее только что нашло помутнение, но вот оно закончилось, и она вернулась в себя, а Илья, оказывается, никакого помутнения не переживал и происходящему не удивлялся. От контраста между их впечатлениями Инга чувствовала стыд.
Она незаметно поглядела на Илью из-под ресниц. Выражение лица у него было совершенно растроганное. Оно не очень-то вязалось с их недавним сексом. Инга замечала, что мужчины после бывали или самодовольными, или заботливыми, или равнодушными – обычно это зависело от стадии отношений, но с таким умилением на нее никогда не смотрели. Инга перекатилась набок и уткнулась в Илью, чтобы не видеть его лица. Он продолжал ее обнимать, но вскоре по тому, как отяжелела его рука, Инга поняла, что он спит.
Инга села на кровати. Волосы Ильи примялись, и на макушке просвечивал пробор, который еще немного, и можно было бы назвать лысиной. Губы красивые, но до чего же маленький рот. И что за дурацкий нос все-таки. В который раз Инга поразилась тому, что, когда Илья был в очках, нос не бросался в глаза, но сейчас она будто спотыкалась об него. Инга вспомнила своего бывшего, Кирилла. Его нельзя было назвать красавцем, но на его лице была написана такая явственная мужественность, что Инга таяла. Потом подумала про Антона. Он был полной противоположностью Кирилла: тонкий, легкий, с улыбкой дерзкой, как у подростка. Мысль об Антоне второй раз за вечер оказалась неожиданно болезненной, и Инга тут же ее отогнала, снова сосредоточившись на Илье. Его рука лежала на подушке. Кисть была очень маленькой, и пальцы – короткими.
Инга отвернулась. Она подумала, что никогда бы не стала рисовать Илью. Она всех мерила этим критерием: рисование означало пристально рассматривать человека и любить каждую его часть. Если что-то в облике царапало ей взгляд, то от долгого выписывания этой детали она могла развить к ней чуть ли не ненависть. Илья с его носом и руками точно не имел бы шансов против нее устоять.
Вздохнув, Инга встала и тихо прошла на кухню. Там она допила вино из своего бокала, а потом, подумав, и из бокала Ильи.
– То есть он что, вообще к тебе не прикасался? – спросил Максим, глядя не на Ингу, а на свирепую маску то ли свиньи, то ли быка под стеклом, с короной из черепов.
– Нет, прикасался, – ответила Инга, тоже разглядывая маску. – Но без инициативы, понимаешь? Инициативу все время приходилось мне проявлять.
Накануне Инга и Максим договорились встретиться, но когда они привычно стали выбирать бар на завтрашний вечер, Инга неожиданно для себя вдруг воспротивилась и сказала, что такими темпами они скоро окончательно сопьются, поэтому перед баром им нужно хотя бы для разнообразия культурно просветиться. Максим на это резонно заметил, что культурное просвещение перед явно никак не скажется на выпивании после, поэтому нависшей над ними тени алкоголизма все равно не избежать, но он