Тигры Редфернов. Александра Торн
распахнула глаза, стремительно темнеющие до темно-карего цвета, улыбнулась и рассыпалась в прах. Реющие в воздухе значки рассеялись.
Бреннон, помедлив, подошел и протянул консультанту руку. Лонгсдейл оперся на нее и поднялся. Следы укусов исчезли, но для комиссара имело значение лишь то, что они были. Потому он не любил участвовать в охотах – они всегда заканчивались этим. Натан знал, что у него самого никогда не хватило бы духу сперва охотиться за нежитью, убивающей людей, а потом вот так прощать ее ради того, чтобы какая-нибудь мерзкая тварь упокоилась с миром.
…хотя потом он всегда вспоминал предсмертный вопль ребенка, превратившегося в утбурда, и тогда его вновь начинали терзать сомнения. Это было противоречие, которое комиссар не мог разрешить…
– Почему нельзя просто убить нежить? – как-то спросил Бреннон, когда они с консультантом возвращались в его экипаже с очередного рейда по заброшенным шахтам к востоку от Уира.
– Отчего же, можно, – ответил Лонгсдейл. – Но прах убитой нежити остается проклятым и отравляет то место, в котором окажется. Даже если вы бросите урну или труп в болото или зароете посреди пустыни. А массовое захоронение в конце концов само начнет порождать нежить или притягивать нечисть с той стороны. Останки всегда надо очищать и уничтожать проклятие, которое привело к появлению нежити.
– Но вам приходится переживать боль проклятий каждый раз в конце охоты. Как вам хватает сил на это? На падаль, которая убивала людей сотнями?
Консультант взглянул на Бреннона внимательней, чем обычно, – его глаза бледно мерцали в темноте.
– Но ведь каждая нежить когда-то была человеком. Никто не становится нежитью по доброй воле.
Тем не менее комиссар отнюдь не был уверен в том, что монстры нуждаются в прощении… Вот и сейчас он молча смотрел на Лонгсдейла.
– Давайте осмотрим вторую, – сказал консультант. – Вы хотели ее допросить?
– М-да. Если можно. По прошлой встрече мне показалось, что у них весьма ограниченный словарный запас.
Пес крепко прижимал лапой к полу брыкающуюся вампиршу. Лонгсдейл присел на корточки около нее, и гадина тут же попыталась достать его когтями. Консультант поймал ее руку и невозмутимо сломал запястье. Бреннон насупился. Он не мог понять такой последовательности в отношении к нежити. Лонгсдейл же с интересом поскреб клинком кожу вампирши и осмотрел беловатую крошку, которая осталась на кинжале.
– Взгляните, это какой-то состав.
Комиссар изучил соскоб с приличного расстояния (а то еще вдохнешь этой пакости ненароком). Лонгсдейл снял с ремня плоскую коробочку, высыпал в нее порошок и защелкнул крышку.
– Любопытно, – заметил он.
– Там что-то есть, – сказал Натан, пристально вглядываясь в нежить. Идею с допросом пришлось отвергнуть: череп вампирши был наполовину раздроблен, и говорить она не смогла. Но вот на ее коже, особенно в месте соскоба и там, где прошелся когтями пес, комиссар рассмотрел