Ручная кладь. Дина Рубина
самом деле это все то же: безупречные пропорции и великолепное чувство ритма в построении любого пространства обитания человека, будь то парковый комплекс с барочным дворцом или затрапезный бар на задворках Рыбачьего острова. То, чем в совершенстве владели итальянские садовники, архитекторы, художники и скульпторы. То, что с рождения, подозреваю я, заложено в каждом уроженце этой земли.
Спустя несколько дней обилие красоты и благородных пропорций в здешней природе и архитектуре не то чтобы утомляет, но приучает глаз к изысканию «избранных мест» из этого диалога Всевышнего с Италией.
И озеро Орта с городком на берегу и монастырем-орешком посреди воды – такое вот избранное место.
Городок Орто-Сан-Джулио весь слеплен из продольных и плоских, как блины, сланцевых черно-серых камней, как будто не строился он, а напластовывался из местной породы… Глубокие средневековые улицы прорезают гору, как морщины – лицо рудокопа, и сползаются к маленькой, замечательных пропорций, площади и ресторану у самой воды.
В ресторане мы пообедали, созерцая игрушку-островок и поджидая катер, который отвез бы нас к монастырю, а на одной из крутых, в гору, улиц наткнулись на очередного Франциска Ассизского: все те же воздетые худые руки, спутанные космы, истощенное аскезой бронзовое лицо…
Старинный монастырь молчальников-бенедиктинцев, собственно, и занимает весь островок.
Посетителям предлагается осмотр самой церкви, несколько сумрачной изнутри, со старыми полустертыми фресками, и короткая прогулка вокруг монастыря – по единственной открытой пешеходам улочке. Повсюду на этом куцем, но познавательном маршруте вас подкарауливают назидательные таблички, воспевающие – если уместно так выразиться именно здесь – безмолвие. «В молчании небес я обрел свое счастье…» «В тишине лесов я взывал к тебе, Господи, и возрадовался…» – в этом духе, столь же обнадеживающее и, боюсь, столь же безнадежное…
На одном из поворотов нашей поучительной прогулки я подняла голову и встретилась взглядом с пожилой монахиней в высоком окне одного из монастырских зданий. Очень симпатичная, с круглым опрятным лицом, она стояла, подняв руки, – видимо, собиралась прикрыть ставни. Я махнула ей и крикнула радостное «бонжорно!» – на которое она не могла ответить, лишь глазами улыбнулась, очень белой рукой потянув на себя тяжелый черный ставень…
Из-за пасмурного неба в этот день весь остров с монастырем, монахинями в черно-белых одеждах, с белыми лебедями на воде вокруг мокрого деревянного причала, остался в памяти таким вот приглушенным, размытым, как на старой открытке…
С высоты горы Сакрамонте монастырь на глади озера казался ракушкой на ладони и походил на макет, удивительно сочетаясь с группами деревянных крашеных скульптур в многочисленных часовнях Святой горы.
Скульптуры прославляли поэтапно всю жизнь того же святого Франциска, который – посреди всей этой немыслимой красоты – упорно призывал отказаться от мирских благ и любого имущества.
Признаться,