Осколки тебя. Янина Логвин
могли нарваться на полицейских, и у отца были бы из-за тебя проблемы! Ты несовершеннолетний, и в это время должен находиться дома!
– Брось! – я вскидываю голову и оглядываюсь на Алекса. – Я не дурак, чтобы на таком попасться. У родителей никогда не будет из-за меня проблем, говорил ведь!
Мы ссоримся из-за моего позднего возвращения не первый раз, и Алекс недоверчиво фыркает:
– Я бы на месте отца не был в этом так уверен, зная, что тебе никто не указ.
Здесь он прав, и я невесело усмехаюсь, внезапно подумав о том, что моим родителям следовало вместо двоих зачать одного сына – получился бы отличный результат! А так ничего не поделаешь, придется их огорчать, чтобы отвоевать себе личную территорию и право самому распоряжаться своей жизнью. В конце концов, так и будет.
Я сдергиваю с себя футболку и признаюсь:
– Я наказан, Алекс. И теперь целую неделю только учусь, тренируюсь у Херли и сижу дома по вечерам. Так что спи давай – хватит проповедей! Я и без тебя устал, как черт! Не переживай, сегодня наш старик превзошел сам себя!
Услышав это, Алекс спрыгивает с подоконника и подходит ближе.
– Повернись, Картер, – неожиданно просит, и я напрягаю спину. Отвечаю резко:
– Отвали, сказал!
– А я сказал, повернись!
Я его жилистее и крепче, но он упрямее, и уже через секунду Алекс видит то, что мне хотелось от него скрыть – свежие кровоподтеки на ребрах и ключице. И смазанный след от кольца Рея Уолберга на подбородке, снявший кожу.
– Что… Что случилось?! Картер! – выдыхает Алекс и бледнеет так, словно он в один миг лишился возможности дышать. – Тебя избили?!
– Меня? – я не могу удержаться и смеюсь. Сначала тихо, а затем громче. Этот смех нервный и грубый, и почти сразу же обрывается. Отпихнув брата плечом, я сгребаю грязные вещи в охапку и шагаю к стене, где бросаю их в корзину. – Ложись спать, Ал, – прошу Алекса, доставая из шкафа полотенце, чтобы уйти в душ, – со мной все хорошо. Сегодня после тренировки подрался с Саймоном Адамсом, вот и все! Бывает.
Если бы он мне поверил, все было бы проще. Но он не верит.
– Не ври! В школе на твоем лице ничего не было, я бы заметил!
Я не хочу ему врать, я просто хочу, чтобы он не совал нос в те самые темные углы, о которых я предупреждал. Неужели не ясно?
– Не твое дело!
Алекс не умеет обижаться, мы с ним почти что одно целое, именно поэтому его горькое, но искреннее признание цепляет душу:
– Как бы я хотел знать, Картер, какую жизнь ты ведешь вечерами. И ради чего. Неужели вот эти следы на твоем теле и есть та самая свобода, о которой ты говорил? Вырванная кулаками?!
Я не выдерживаю и ударяю ладонью по стене, только в последний миг сдержавшись, чтобы не сжать пальцы.
Ну, почему мне так сложно с ним говорить? Именно ему все объяснить – почему?.. Каждая клетка моего тела противится тому, чтобы хоть перед кем-то держать ответ.
– Ради всего святого, Алекс! Я не собираюсь спорить и отвечать. Я не собираюсь – мать его! – ничего обсуждать! Я просто другой и