Орфей! Орфей!. Александр Бренер
безнадёжно сломана.
Общество – сплошные иллюзии.
И ужасающее, беспредельное, ни на минуту не прекращающееся насилие.
Вот и вся недолга.
Я не боюсь общества.
Я в нём не участвую.
Я боюсь только врачей и полицию.
Это совершенно конкретный страх: не дай бог им в лапы попасть!
Я быстро забываю свои сны.
От них остаётся лишь смутное недомогание.
Но последний – вчерашний – сон стоит передо мной.
Расскажу его.
Я, кентавр, торчу в Париже на мостовой.
Я знаю, что скоро умру.
Я уже растратил всю свою энергию.
У меня нет ни капли воображения.
Остались только дурацкие импульсы.
Например, прыгнуть с моста и утонуть.
Или крикнуть прохожим что-то непристойное.
Например, что Париж – говно.
Это ведь и правда так.
Тут только камень, машины, асфальт.
Витрины, кафе, люди, стекло.
Ещё машины, ещё бутики, ещё рынки, ещё супермаркеты.
Люди, дома, булочные.
А кентавру нужен лес.
Холмы.
Луг.
Река.
Я совершенно потерян здесь.
Возможно, я сам виноват?
Я уже не чувствую ничего.
У меня нет никаких идей.
Я гнилой внутри.
Одни кишки.
И кал.
У меня сводит низ живота.
Я пукаю, как больной конь:
– Орг-огх-пссссс…
У меня встают волоски на руках.
Зубы скрипят.
Мурашки бегут по спине.
Мурашки бегут по бокам.
Хвост бьёт по ляжкам, как хлыст.
Может, я не кентавр, а кадавр?
Париж омерзителен.
Я больше не могу впитывать в себя эту гнусь.
Капитал.
КАПИТАЛ.
К А П И Т А Л.
Неужели мне придётся здесь умереть?
Я хочу умереть в лесу.
Я хочу умереть как кентавр.
Я хочу умереть…
Или я уже и так кадавр?
Где я, собственно, стою?
Кажется, перед Gare du Nord?
Здесь много людей.
Они спешат.
Заняты только собой.
Собой и своей алчбой.
Выходят из вокзала, входят в него.
Бегут мимо меня, человека-коня.
Никто не замечает, что я здесь стою.
А ведь я не такой, как все.
Я – КЕНТАВР!
Настоящий древний кентавр!
Но они бегут, будто меня здесь нет.
Лучше б они атаковали меня!
Лучше б они растерзали меня!
И вдруг я вижу: бездомный заметил меня.
Бездомных легко отличить.
Они носят все свои вещи с собой.
Или возят их в тележке из супермаркета.
Но у этого нет никаких вещей.
Или он наркоман?
А может, бездомный наркоман?
Он смотрит на меня.
Он подходит ко мне.
И задаёт какой-то вопрос.
Я не понимаю его языка.
Но улыбаюсь ему.
Я