Владетель Ниффльхейма. Карина Демина
шел, не сбавляя, но и не ускоряя шага. Он расправил плечи, хотя понимал, что выше не станет. Но может этот, который сзади, отвяжется?
– Стой!
Чего ради? Джек не напрашивался в няньки.
…няньки пахнут горелым молоком и кашей. Чаще всего варят пшеную, желтую. И растаявшее масло расползается по тарелке. Тает белый сахар…
– Стой, слышишь?
Случайное воспоминание треснуло, и Джек, пытаясь поймать его – запах, вкус молока и молочной пленки, которая липнет к ложке.
Не вышло. Место, люди – все ушло. И Джек снова остался один в мире влажных камней, темного моря и скалы-ладони. Он медленно развернулся и, давя внезапную холодную злость, спросил:
– Чего тебе?
Алекс приближался медленно. Руки вперед выставил. Кулаки сжал. Но бить не решается. Это неправильно, потому что бить надо, пока тебя не видят.
Так надежней.
– Ты ничего сказать не хочешь? – он покраснел весь, и вены на висках вспухли.
У Антоныча с шестого сектора вены также набухали, когда он в матушку Валу камнями швырялся. Матушка терпела-терпела, а потом, когда камень попал в Воробья, сказала слово, и вздувшиеся вены лопнули внутрь головы. Кровь полилась из ушей, носа и желтых, как та позабытая пшенка, глаз.
Антоныч умер.
Алекс был жив. А Джек не знал заветного слово и поэтому просто сказал:
– Отвали.
– Ты ее бросил!
– И что?
– Ты ее бросил! – Алекс вцепился в куртку и дернул на себя. – И теперь просто возьмешь и свалишь?
– Возьму, – согласился Джек. – И свалю.
Подумав, он добавил:
– Нахрен. Иди.
Алекс покачнулся. Побагровел. И бросился на Джека. Он ударил грудью в грудь, сбил и сам упал, подминая. Покатились. У Джека почти получилось вывернуться, подняться на четвереньки, но он снова упал, лицом в гранит. И каменный клык рассек щеку.
Сволочи.
Его схватили за шиворот, дернули, опрокидывая на спину. Алекс навалился сверху, вцепился руками в горло. Сдавил. Больно. И не вырваться. Вдохнуть бы… один вдох, и Джек покажет.
– Ты… ты ее убил! Ты убил ее! Ты же мог… – Алекс говорил и разжимал руки. А потом снова говорил и снова сдавливал шею. – Ты же видел… видел… не остановил…
Дышать.
Камень. В кармане камень, а на щеке кровь.
Кровь за кровь. Так правильно. А на девчонку – плевать. Сама виновата. Все всегда виноваты сами.
– Алекс, немедленно отпусти его. Джек, а ты прекрати бить Алекса! Прекрати!
И только когда острые когти впились в ногу, Джек очнулся. Он и вправду бил. Неумело, не так, как показывал Леха, и не так, как била матушка Вала, целя стеклянной розочкой под ребра. Он тыкал кулаками в куртку Алекса, и удары вязли в ткани, не причиняя вреда.
Снот шипела. Алекс сипел, не способный разжать пальцы, и не способный сжать их.
И глубоко вдохнув, Джек сунул руку в карман. Камень был на месте. Гладкий. Тяжелый. Удобный.
Джек ударил, метя в лицо.
Попал.
Алекс откинулся, обеими ладонями хватаясь за переносицу, а сквозь сомкнутые