Изменить/оставить. Наталия Бородачева
что это важно. Или нашли где-то родителей, у которых каша в голове. Которые растят маленьких лордиков вместо счастливых детей. А они не лордики! Они не должны сидеть по струнке, будто их уже в шесть лет сдали в военное училище подальше с глаз! И если вам нужен надзиратель с палкой, то давайте бумагу, я увольняюсь сию минуту.
Брови директрисы поползли вверх, но она моментально вернула их обратно. Каменное лицо. Поразительная выдержка. Помолчав секунд пятнадцать, она протянула Але лист:
– Пишите.
– Что писать?
– Ну вы же увольняетесь сию минуту. Увольняйтесь.
Она говорила так спокойно, что Аля, полная решимости, схватила лист и дрожащей рукой, не присаживаясь и не выпуская из руки куртки, сумки и зонтика, написала «Прошу уволить меня по собственному желанию».
– Причину укажите.
Аля дописала «по причине разошедшихся педагогических взглядов».
Ирина Петровна пробежала глазами заявление и грустно усмехнулась:
– Педагогических взглядов. Много вы понимаете в моих педагогических взглядах! Есть запрос – есть услуга. Забирайте вещи, оставляйте ключи на охране.
Она повернулась к шкафу, быстро достала папку с Алиными документами и положила её на край стола. Разговор был окончен. Аля к этому моменту уже отдышалась и ужаснулась своей дерзости. Она взяла свои документы и молча вернулась в класс. Опустошённая внезапным эмоциональным всплеском, она села на детский деревянный натуральный стул, опустила голову на прекрасно обструганную парту и корила себя за несдержанность. Она не понимала, куда денется сейчас, в середине апреля. На что будет жить? Что за непростительная горячность, недостойное поведение? Что Ирина Петровна сказала про запрос и услугу? И что на самом деле известно о её педагогическом опыте? Пыталась ли Аля когда-то увидеть человека в своей начальнице? Она же приходит домой, снимает костюм в тонкую полоску, распускает волосы из туго стянутого на затылке хвоста. Есть ли у неё дети? Муж? Родители? Сколько ей вообще лет?
10
Позапрошлым летом Аля уволилась по собственному желанию из общеобразовательной школы, где несколько лет работала на продлёнке и использовалась для затыкания каждой дыры во время болезней учителей всех направлений. Освободившись от опостылевшей работы, она хотела пять лет лежать и ничего не делать. Не видеть детей, не слышать коллег, не писать отчёты, не беседовать с тревожными и агрессивными родителями, не уговаривать себя жить. Она посчитала финансы, переборола мамины установки о лентяях и лодырях, уволилась в никуда и легла. Она думала, что будет терзаться муками совести и не сможет чувствовать себя полноценным членом общества, если перестанет приносить пользу ежедневной работой с утра до вечера. Но муки совести не появлялись. Оказалось, что ничего не делать прекрасно. Дни пролетали за просмотром фильмов и чтением книг, в чатах и онлайн-сообществах.