Преломление. Путь к женской мечте. Валентина Гасс
в конце вечера! – я проделываю обратный путь. Захожу в дом, крадусь к своей комнате, вот она, дверь. И тут – о ужас! – слышу чьи-то тяжёлые шаги! Тум-тум-тум – идёт кто-то по дому.
Я опрометью бросаюсь к себе, пихаю дверь и допускаю непростительную ошибку: слишком резко открываю створку, и петля издаёт хоть и негромкий, но явственный скрип.
Хррх!
Я, обомлев, на ощупь пробираюсь внутрь, но не успеваю добраться до кровати с лежащей под одеялом «куклой». Шаги раздаются совсем рядом, буквально за дверью.
Я шарахаюсь вбок, в чёрную тень за створку шкафа, стоящего сбоку от кровати; одновременно с этим распахивается дверь моей комнаты. На пороге сонный отец, он, прищурившись – на его лицо падает лунный блик, – мутным взглядом смотрит на «куклу».
– Ты чего ворочаешься, гремишь? – хрипло спрашивает он полушёпотом. – Не спишь, что ли?
Ослабевшим от ужаса сознанием я понимаю, что мне пришёл каюк. Отец вставал, видимо, чтобы сходить в туалет, и по пути услышал шум от моего неосторожного возвращения. Совсем потеряла бдительность от любовных переживаний! Кулёма безрогая! Теперь, если мой обман раскроется, меня просто-напросто четвертуют. По спине у меня течёт отчётливая струйка пота.
– А? – всё так же хрипло переспрашивает отец.
– Сплю, – неожиданно говорю я из своего укрытия.
Папа некоторое время недоумённо пялится в тёмную комнату, потом покачивает головой, словно отгоняя наваждение.
Я стою ни жива ни мертва.
– Ну ладно тогда, – наконец, говорит отец и прикрывает дверь снаружи.
Теперь я слышу его удаляющиеся шаги. Тум-тум-тум.
Я неслышно выдыхаю, так, как будто во мне целая цистерна воздуха.
Через минуту «кукла» разукомплектована, все детали припрятаны до следующего раза. Пока не знаю, состоится ли следующий «побег» после сегодняшнего «Штирлиц был на грани провала», но посмотрим. Желание нравиться мальчикам наверняка пересилит.
Я ещё минут пятнадцать не могу уснуть после пережитых треволнений.
Во вспыхивающих в голове мыслях то глаза Романенко, то кофточка Коробковой (хочу такую же), то удивлённое выражение лица отца в дверном проёме.
«Почему всё так? – размышляю я. – Ведь это моя жизнь. Собственная. И я не хочу её тратить на какую-то ерунду. Что же, мне вот так всю жизнь и убирать за коровами? Вот бы убежать, уехать куда-нибудь с Пашкой. Или ещё с кем. Мама не понимает ничего. Долдонит с утра до вечера: работай, учись, не балуйся. А я гулять хочу! Неужели так трудно понять? Я же не указываю им, что делать! Почему меня никто не понимает? Вам всё равно, а я хочу хорошо жить. И гулять с пацанами!»
И знаете, несмотря на всю наивность тех мыслей, в главном-то я ведь права: это наша собственная жизнь, и как её выстроить, мы тоже решаем сами. Когда придёт время. Глупо винить в чём-то родных, близких, обстоятельства. Спрашивать в первую очередь надо с себя. А родителям,