Клад Наполеона (1812: неизвестные страницы). Валерий Пикулев
помощника. Тяжело было тогда на душе у раненного генерала! Его постоянно тревожила мысль: как одолеть Бонапарта, особенно, если дело будет касаться земли Отечества? Поделившись этой заботой со своим государем, Барклай прямо и откровенно заявил, что у России нет полководца, равного Наполеону! А поэтому единственной тактикой ведения большой войны, по его мнению, следует считать заманивание противника вглубь страны, уничтожение за собою городов и запасов провизии, нарушение коммуникаций рейдами у него в тылу.
Этот план ведения военных действий был одобрен царём и осуществлён Барклаем-де-Толли в 1812 году, когда он уже был Военным министром, Командующим 1-й Западной армией и фактическим Главнокомандующим вооружённых сил России…
Мы заняли Ковно и Вильно. Заняли – не то слово: мы просто вступили в эти города! Повсюду – следы разрушений, оставленные отходившими русскими силами, но самой армии не было. Буквально перед нашим приходом русская армия исчезла! Цель нашей гонки за русскими – разбить их армию… но чтобы разбить, её сперва надо было найти! Русские же отступали к Смоленску и, по всей видимости, – далее, к Москве. Но почему же к Москве?
Я ломал голову над вопросом, занимавшим меня почти с самого перехода границы. По логике войны государство лишь тогда окажется побеждённым, когда будет повержена его столица… так, почему же мы, влекомые нашим Великим Полководцем, шли по пятам русской армии, отступавшей к Москве? Почему бы часть Великой Армии не развернуть на север, в сторону Санкт-Петербурга, никем почти не прикрытого? Быть может, главная цель нашего Императора – уничтожить армию противника, а столица… – она без армии падёт и сама?
В этом как раз и заключался гениальный замысел Барклая-де-Толли, подхваченный впоследствии Кутузовым, и на который «повёлся» Наполеон: отступать, изматывая противника, но не к столице для её защиты (что было бы вполне логично, – …однако, тогда война будет неминуемо проиграна, поскольку французов силой не остановить!), а вглубь страны, к Москве, создавая у неприятеля иллюзию, что на этом городе свет для русских сошёлся клином!
Ну а Санкт-Петербург… – это направление закрыть было просто нечем (все войска брошены под Смоленск!), и его прикрывал всего лишь один-единственный корпус (двадцать три тысячами пехоты с конницей, при 108 орудиях) генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна, бросать против которого половину Великой Армии, необходимой для уничтожения главных сил противника (оставшегося бы тогда у неё в тылу), было бы просто глупо. – И в этом состоял второй крупный просчёт Бонапарта!
Не успел я отыскать ответ на свой вопрос, как на другой же день, – такова уж наша жизнь, что нередко ответы на вопросы как-то находятся, а сами вопросы как-то решаются лишь оттого, что мы начинаем о них думать! – итак, на другой день, вызывают меня через посыльного к нашему полковнику, и притом, в полной выправке…
Полковник Конно-гренадерского Полка Императорской Гвардии дивизионный генерал Фредерик-Анри