Жертвуя малым. Том 2. Вольга Медейрос
часть работы, но откуда хозяйский сеньор знает об этом? Ему ведь даже не позволено прикасаться к статуям.
Размышляя об этом, она придвинулась к неподвижному телу и, подобрав длинные волосы, аккуратно уложила голову статуи к себе на колени. Провела ладонями, разравнивая волосы по подолу платья. Наощупь они были очень красивые. Гладкие, прохладные, без единого изъяна. Как трава или мрамор колонн дворцового храма. Ей хотелось бы создавать такие же скульптуры, нечто столь же совершенное, и поэтому она старалась проводить как можно больше времени в художественной мастерской, шлифуя навыки, тщась добиться от своих работ такой же несравненной, нигде больше в мире не существующей гармонии. Небесной гармонии, не земной, вдруг подумалось ей. Земная красота тяготеет к гротеску. «Уродство – обратная сторона прекрасного», – донесся до ее ушей подземный червяковый шелест, и Риша, не совладав с собой, отдернула руку от статуи.
– Что такое? – тут же озабоченно спросил сеньор Торис. Он стоял у Риши за плечом, бесшумный настолько, что она полностью забыла о его существовании. – Отклик?
– Нет, – с трудом управляя голосом, отвечала Риша. – Сеньор, я неважно себя чувствую, нельзя ли мне закончить на сегодня?..
Сеньор Торис промолчал, но Риша явственно ощутила его недовольство. Ей снова стало жутко. Но желание услужить, угодить сеньору, добиться его, пусть неискреннего, расположения вновь боролось в ней со страхом, который вызывали жрущие Праматерь черви. И нельзя сказать, что страх побеждал.
– Ты уверена, что все возможное сделала? – с напускной заботой спросил, наконец, сеньор.
Риша съежилась. Она была убеждена, все ее существо кричало о том, что ничем хорошим эксперимент не кончится. Но маленькая девочка в ней, к которой сеньор ласково обращался «миннья», «младшая сестренка», и которая млела от этого обращения, – эта маленькая девочка уверенности более взрослой Риши не разделяла. Она хотела служить сеньору, выполнить любую его просьбу, любое пожелание, неважно – от сердца они исходят, или нет. Она готова была попрать собственный ужас, поступиться жизнью, лишь бы только удовлетворить прихоть сеньора. И эта готовность слепо повиноваться, казалось, пылает жаром в ее крови. Противостоять ей, противиться голосу крови, велящему Рише подчиняться невысказанному приказу холеного хозяйского щеголя, у Риши нет никакой возможности.
– Я попробую еще раз, – сказала девушка, сдаваясь.
– Будь добра, душенька, – вежливо согласился сеньор.
Закрыв глаза, Риша обреченно положила ладонь на прохладный лоб статуи.
«Какая ирония, – подумала она. – Суметь ослушаться полумертвую Праматерь, но быть бессильной побороть пожелание ее творения. Ирония – все, что у нас остается, когда остальные средства к борьбе исчерпаны».
Перед внутренним взором тут же, бесстыже моргая красными зенками, закачались червячьи головы.
«Ты себе не представляешь, какое море иронии тебе придется хлебнуть в дальнейшем».
«Зачем