Мировая революция. Воспоминания. Томаш Масарик
отъездом я хотел быть хорошо осведомлен о положении в Хорватии. Я опасался, что снова могут возникнуть между хорватами и сербами старые недоразумения, так как Вена и Будапешт будут их усиленно раздувать. Из доклада д-ра Лорковича я убедился, что в Хорватии есть немало людей, мечтающих о самостоятельном государстве, республике или королевстве, с иностранной (английской) династией во главе. Хорватия должна была соединиться с Далмацией, Истрией и Каринтией; вопрос о Боснии и Словении оставался открытым. Я, со своей стороны (Италия тогда была нейтральна), стоял за самое тесное как географическое, так и политическое единение Югославии. Триест я себе представлял как свободный город, вроде Гамбурга. Более подробный план в тогдашнем положении не был возможен. Д-ру Лорковичу я сообщил о своих намерениях и просил его осторожно предупредить моих югославянских друзей. Я ожидал увидеть их за границей и непосредственно начать вместе с ними работать.
С д-ром Лорковичем мы еще встретились в Вене, когда я уезжал в Италию; он мне принес карту и статистику хорватских колоний на территории предполагаемого коридора.
О положении среди словинцев и их планах я говорил с редактором Крамером; то, чего я ожидал, подтвердил мне и д-р Крамер, а именно, что передовые словинцы стоят за единение всех трех ветвей единого народа.
8
Перед отъездом мне хотелось еще разок основательно взглянуть на Австрию и на эту самую Вену. Влез я прямо в львиный ров. В Праге поговаривали, что у губернатора Туна есть присланный из Вены список лиц, подлежащих аресту, и что в этом списке значусь и я.
И вот, после своей первой поездки в Голландию пошел я прежде всего к Туну, имея для этого тоже повод в связи с конфискацией «Нашей Добы» и вечным давлением на «Час». Тун был приличный человек, и с ним можно было говорить довольно откровенно. На этот раз он показался мне более холодным, чем обычно, и даже не подал мне руки. Он ввел меня в комнату около приемного зала, и мне показалось, что за портьерой кто-то записывает все мои слова. Мне хотелось вдолбить ему несколько мыслей. Прежде всего, что австрийское правительство во время недавней Балканской войны разрешило делать нам сборы в пользу сербов и болгар – как же можно ожидать, чтобы наши солдаты так скоро об этом забыли? Что касается русофильства – то верно, что мы русофилы, но это вовсе не означает, что мы обожаем царя и его режим; во всяком случае, Вена должна проявить немного политического такта по отношению к нашим солдатам. Сказал я ему, что раненые, возвращающиеся с русского фронта, жаловались на недостаточный уход и лечение в полевых лазаретах; еще сказал я ему, что военные доктора, и к тому же немцы, обращали мое внимание еще перед войной на недостаточность медицинской помощи. Военные власти руководятся в этом отношении взглядами эрцгерцога Франца Фердинанда, который считает всех военных докторов атеистами и евреями. Повторил я ему то, что рассказывали мне военные доктора уже во время войны, т. е. что военная медицинская