Империя вампиров. Джей Кристофф
кожаное кресло.
Чудовище не сводило с Габриэля глаз. Как и он – с него.
Женщина внесла второе кресло и дубовый столик. Поставив кресло возле Габриэля, а столик между угодником и чудовищем, сцепила руки, словно настоятельница монастыря в молитве.
Вот теперь Габриэль разглядел шрамы у нее на горле: под кружевным воротничком скрывались легко узнаваемые следы укусов. От презрения по коже побежали мурашки. Тяжелое кресло рабыня внесла как пушинку, зато сейчас, в присутствии холоднокровки, стояла чуть дыша, а ее бледная грудь в разрезе платья вздымалась и опадала, как у девицы в первую брачную ночь.
– Merci [3], – сказал Жан-Франсуа из клана Честейн.
– К вашим услугам, – пробормотала женщина.
– Оставь нас, милая.
Рабыня встретилась с чудовищем взглядом. Ее рука метнулась вверх, к молочно-белому изгибу шеи и…
– Скоро, – пообещал холоднокровка.
Женщина приоткрыла рот. Габриэль заметил, как участился ее пульс.
– Как скажете, хозяин, – прошептала она.
Даже не взглянув на Габриэля, рабыня сделала книксен и выскользнула из комнаты, оставив убийцу наедине с чудовищем.
– Присядем? – предложило оно.
– Предпочитаю умереть стоя, – ответил Габриэль.
– Я не убивать тебя пришел, шевалье.
– Тогда чего тебе, холоднокровка?
Зашелестела тьма. Чудовище неуловимо переместилось в кресло. Сев, оно смахнуло с вышитого бархатного кафтана воображаемую пылинку и опустило книгу на колени. Простейшая демонстрация силы – показ мощи, призванный предостеречь убийцу от проявлений отчаянной дерзости. Однако Габриэль де Леон убивал этих тварей с шестнадцати лет и прекрасно видел, когда перевес сил был не в его пользу.
Он остался без оружия, не спал три ночи, умирал с голоду в окружении врагов и потел от ломки. В голове эхом звучал голос Серорука, звенели обитые серебром каблуки о булыжник двора в Сан-Мишоне.
Закон первый: если сам не жив, то и нежить не убьешь.
– Тебя, наверное, мучит жажда.
Из внутреннего кармана кафтана чудовище извлекло хрустальный флакон, на гранях которого заиграл бледный свет. Габриэль прищурился.
– Это просто вода, шевалье. Пей.
Знакомая игра. Щедрость – прелюдия к искушению.
Но язык во рту наждачкой скреб по нёбу, и, пускай эту жажду ничто унять не смогло бы, Габриэль выхватил флакон из призрачно-бледной руки и плеснул его содержимого себе на ладонь. Вода, кристально чистая, без следа крови.
Он устыдился облегчения, с которым выпил всю воду, до капли. Его человеческой половине она показалась слаще любого вина, любой женщины.
– Прошу. – Взгляд холоднокровки был острым, точно осколки стекла. – Присаживайся.
Габриэль не сдвинулся с места.
– Сядь, – приказала тварь.
Волей чудовища придавило, точно прессом, и вот уже Габриэль не видит ничего, кроме его темных глаз, как если бы они занимали всю
Спасибо