Аватар судьбы. Анна и Сергей Литвиновы
Просто не могло случиться.
Итак, действие происходит в 1951 году в СССР. Это Алексей знает точно. И события видятся как бы его глазами. Но он в то же время понимает, что сам тогда еще не родился. Однако на свет уже появился его отец. Ему как раз в ту пору двенадцать лет исполнилось, и он, Данилов-младший, наверное, и впрямь перевоплотился в него, потому что все события видит словно бы глазами мальчика. И зовут его Сережа, как отца. События вершатся здесь, в Энске, где отец Алексея и впрямь жил в пятьдесят первом. Однако штука заключается в том, что это не совсем то время и тот город, что существовали тогда в действительности. Он будто находится в другой, параллельной реальности, которая могла случиться – да не случилась. А может, и случилась, да только в ином измерении, в несовпадающем и недоступном мире, куда обычным смертным вход воспрещен, а вот Данилову нечаянно удалось пробраться.
Итак, ему, герою сна, двенадцать, как отцу в пятьдесят первом, и зовут его Сережа, как отца. Проживает он в той самой квартире в Энске, которую сегодня днем демонстрировал Варе. В той, которую помнит Данилов: в их родовом, так сказать, гнезде, где родился и он сам в 1979 году (или, точнее, куда его принесли из роддома). Только во сне-видении на дворе год пятьдесят первый, и жилище с точно таким, как наяву, расположением комнат обставлено в соответствии с тогдашними возможностями и модой (то есть крайне скудно). А именно: на кухне стоят самодельные, грубо сколоченные стол и табуретки. Пищевые продукты хранятся в сшитых вручную мешочках на открытых, также домодельных, полках. В спальне царят железные панцирные кровати. Украшением комнаты служит дореволюционный буфет, который является одновременно хранилищем тарелок и книжным шкафом. А вот – новость, даже по сравнению с общей скудностью пятидесятых годов: почти все окна в квартире лишены стекол. И для тепла заделаны листами фанеры, а кое-где попросту забиты досками. Стекло чудом сохранилось в единственном окне на кухне, потому что оно выходило во двор.
Закладывать окна фанерой и досками, заколачивать их, он помнит, пришлось ему самому вместе с мамой. Еще немного Лобзик помогал. Впрочем, у Лобзика квартира такая же, с выбитыми стеклами. И Данилов помнит, что он, в свою очередь, тоже подсоблял соседу и другу в закладке окон подручными материалами.
Отца – его зовут Владилен, как звали деда, – у Данилова нет. Как нет папани ни у Лобзика, ни у других парней из его класса или со двора. Он знает, что отец призван в армию, он сейчас на фронте. От него уже довольно долго нет никаких известий, и потому по ночам мама часто втихомолку плачет. От отца осталось несколько личных вещей: трофейный серебряный портсигар со свастикой на крышке, привезенный еще с прошлой войны, с немецкой. Мощный фонарик, тоже трофейный, тоже немецкий. И новенький радиоприемник, советский, под названием «Родина».
Радиоприемник отец купил еще до войны – до третьей войны, как говорят иногда, уточняя. То есть