Тайная жизнь пчел. Сью Монк Кидд
окна, стоял раскрытый чемодан. Она сновала между ним и шкафом-чуланом, бросая в него то одну свою вещичку, то другую, даже не заботясь их сложить.
Я пошла вслед за ней в чулан и пролезла под подолами платьев и штанинами брюк в темноту, к пыльным катышкам и трупикам мотыльков, к сапогам Ти-Рэя, к которым навсегда пристали садовая грязь и гниловатый персиковый душок. Сунула руки в белые туфли на высоком каблуке и хлопнула подметками друг о друга.
Пол чулана подрагивал всякий раз, когда кто-то поднимался по лестнице под ним, и по этому подрагиванию я поняла, что к нам идет Ти-Рэй. Над головой я слышала шум движений матери, срывавшей вещи с плечиков, шелест одежды, лязг проволоки о проволоку. Скорее, бормотала она.
Когда его сапоги протопали в комнату, она коротко вздохнула, и воздух вырвался из ее груди так, будто легкие внезапно что-то стиснуло. Это последнее, что запечатлелось в моей памяти с идеальной отчетливостью, – ее выдох опускается на меня, паря, точно крохотный парашютик, и пропадает без следа среди груд обуви.
Я не помню, что́ они говорили, помню только ярость их слов и то, как сам воздух, казалось, кровоточил и покрывался рубцами. Впоследствии, когда я вспоминала их ссору, они ассоциировались у меня с птицами, оказавшимися внутри запертой комнаты, бросавшимися грудью на окна, стены, друг друга. Я попятилась, забираясь глубже в чулан, ощущая во рту собственные пальцы и их вкус – вкус туфель, вкус босых ног.
Когда меня оттуда выволокли, я не сразу поняла, чьи руки меня тащат, а потом оказалась в материнских объятиях, вдыхая ее запах. Она пригладила мне волосы, сказала: «Не волнуйся…» – но не успела договорить, как меня выдрал из ее рук Ти-Рэй. Донес до двери и выставил в коридор.
– Иди к себе в комнату, – велел он.
– Я не хочу! – закричала я, пытаясь протиснуться мимо него обратно, туда, где была она.
– Убирайся в свою треклятую комнату! – заорал он и отпихнул меня.
Я отлетела, ударилась о стену, потом упала вперед, на руки и колени. Подняв голову, глядя мимо него, я видела, как она бежит вперед. Бежит к нему и кричит:
– Не трогай ее!
Я сжалась в комок на полу у двери и смотрела на них сквозь толщу воздуха, который казался мне исцарапанным. Я видела, как он схватил ее за плечи и стал трясти. Ее голова болталась туда-сюда. Я видела, как побелела у него губа.
А потом – хотя с этого момента в моих воспоминаниях все начинает мутиться – она отшатнулась от него и бросилась в чулан, прочь от его загребущих ручищ, пытаясь нашарить что-то на полке.
Увидев в ее руке пистолет, я побежала к ней, спотыкаясь, падая, желая спасти ее, спасти нас всех.
И тут время складывается как карточный домик. Все остальное хранится в моей голове кусками, четкими, но бессвязными. Как пистолет блестит в ее руке словно игрушечный. Как он выхватывает пистолет и размахивает им. Пистолет на полу. Наклоняюсь, чтобы подобрать его. Грохот, который взрывается вокруг нас.
Вот что я знаю о себе. Мама была всем для меня. И я отняла ее у себя.
Мы