Давно хотела тебе сказать (сборник). Элис Манро
его про жену, – сказала она. – Про ту, с куклами. – (Как будто Чар могла забыть.) – Говорит, она давно умерла. Мало того, он снова женился, так и эта тоже умерла. Вряд ли жены его были богатые. А куда делись деньги Ноблов от продажи гостиницы?
– Этого нам знать не дано, – сказала Чар и съела клубничину.
Гостиница только недавно снова открылась. Ноблы продали ее в двадцатых, и некоторое время город использовал здание под больницу. Теперь ее купили какие-то люди из Торонто, отремонтировали столовую, добавили коктейльный зал, привели в порядок лужайки и сад, хотя теннисный корт, похоже, не подлежал восстановлению. Вновь появилась площадка для игры в крокет. В летние месяцы гостиницу заполняли постояльцы. Но это была уже совсем не та публика, что когда-то. Пожилые пары. Много вдов и одиноких женщин. Народ уже не сбегался встречать их к причалу, что в квартале от гостиницы. Да и пароходики больше не ходили.
Когда Эт в первый раз лицом к лицу столкнулась на улице с Блейки Ноблом, она оторопела и с трудом сохраняла невозмутимость. На нем был кремовый костюм, а волосы, которые раньше выгорали на солнце, теперь были выбелены навсегда – сединой.
– Блейки! Смотрю на тебя и думаю: это или ты, или трубочка с ванильным мороженым. Могу поспорить, ты не знаешь, кто я такая.
– Ты Эт Десмонд и ничуть не изменилась, только остригла косички.
Он чмокнул ее в лоб, нахал.
– Так, значит, ты решил наведаться к призракам прошлого, – сказала Эт, думая, не заметил ли их кто.
– Не наведаться, а самому явиться таким призраком.
Он рассказал ей, как до него дошли слухи, что гостиница снова открылась, и что до этого он работал водителем на экскурсионном автобусе, возил туристов во Флориде и Банфе. И в ответ на ее вопрос сообщил, что у него было две жены. Но не спросил ее, замужем ли она, считая само собой разумеющимся, что замуж она не вышла. Замужем ли Чар, он не спрашивал, но Эт сама ему сказала.
Эт хорошо помнила, когда впервые осознала, что Чар красавица. Она разглядывала фотографию: Чар, она сама и их брат – тот, что утонул. На фото Эт было десять, Чар четырнадцать, а Сэнди семь, и старше он не стал. Их сфотографировали всего за несколько недель до того дня, дольше которого брату не суждено было прожить. Эт сидела в кресле без подлокотников, а Чар стояла позади нее, опершись на спинку. Сэнди в матросском костюмчике расположился, скрестив ноги, на полу – или на мраморной террасе, как можно было подумать благодаря всего лишь пыльной пожелтевшей ширме, создававшей на снимке иллюзию колонны, драпировки и пейзажа из тополей и фонтанов на заднем плане. Перед съемкой Чар заколола челку и подняла волосы повыше, надела ярко-голубое шелковое платье – цвет, конечно, на фотографии не был виден, – доходившее ей до щиколоток и отделанное сложным бархатным узором. Она слегка улыбалась, спокойная и уверенная в себе. Ей можно было дать лет восемнадцать, а то и все двадцать два. Ее красота не имела ничего общего с прелестью аппетитных милашек, которую в те времена тиражировали в календарях и на крышках коробок для сигар: ее красота была пронзительная и хрупкая,