Просветлённый. Дара Преображенская
уезжаете, господин, а я не знаю того, смогу ли я снова увидеть Вас.
– Я вернусь, Сахиб, я обязательно вернусь… к тебе.
– Скоро Ваша свадьба, да и потом, путь полон опасностей, и немногие возвращались обратно.
Неожиданно желание вновь возобладало во мне, я покрыл её прекрасное тело поцелуями, на этот раз она не сопротивлялась. В ту ночь я был близок с Сахиб, а она, словно, сама хотела и жаждала этого; её неопытность в отличие от Дорифоры лишь сильнее разожгла во мне страсть; оковы были сброшены, и теперь я мог свободно проявлять к ней свои чувства. Мы оба были свободными по отношению друг к другу, и именно тогда я осознал, как сильно я люблю её.
Мы совсем не заметили, как пролетело время, уж близилось утро. Сахиб мимолётно улыбнулась мне, однако затем вдруг её лицо стало печальным. Она одевала свой розовый химатион, цвет которого лишь сильнее подчёркивал нежность её губ, подобных лепесткам розы – слишком банальное сравнение, однако оно, как нельзя лучше соответствовало истине. Видя мой пристальный взгляд, девушка немного смутилась.
– Сахиб, – я крепче обнял её и притянул к себе, будто, думал, что волшебное мгновение вот-вот исчезнет, растворившись в Небытии, – Сахиб, пообещай мне, что дождёшься меня, хоть ты и говоришь, что немногие возвращаются.
Она всё ещё была смущена. Прозрачные слезинки скатились по её щекам. Я слегка встряхнул девушку, желая вывести её из той глубокой задумчивости и смущения, в котором она до сих пор пребывала.
– Пообещай мне, что не покинешь поместье, не уйдёшь отсюда в поисках своей судьбы.
– Как я могу, ведь я же – рабыня.
– Нет, Сахиб, ты больше не рабыня. Я…..я отныне освобождаю тебя. Быть может, тебя манит твоя родина? Ты вправе вернуться обратно, опустошив моё сердце.
– Нет, господин, я не жажду возвращения в Персию. Там меня ожидает рабство или судьба наложницы.
– Тогда почему ты так грустна и отрешённа? – спросил я.
– Вы скоро женитесь на госпоже Клавдии, что живёт в Афинах. Я видела её, когда они приезжали сюда… Эта девушка очень красива именно тою красотою, какой восхищаются ваши скульпторы.
Я пригладил её иссиня-чёрные завитки волос, покрывавшие стройные плечи; талию. Персиянки редко бывают кудрявыми, в отличие от нас, греков, однако даже среди них встречается эта особенность.
– Но ты красивее, Сахиб. И потом, я люблю тебя не за твою красоту, я люблю тебя, Сахиб.
– А как же Ваша возлюбленная гетера из Афин, которой восхищаются многие и посвящают ей свои поэмы?
Сахиб покраснела, женщины часто краснеют, когда испытывают ревность.
– Ты о той гетере, что ублажает многих, кто заплатит за неё? – спросил я, вспомнив горящую страсть в глазах гетеры.
Как они были непохожи друг на друга – спокойная гордость одной и огненная натура другой. Рай и Ад. О, боги, можно ли выдержать это?!
– Сахиб, я тоже посвятил тебе свою поэму.
– Это правда, господин?
– Да.
– Тогда прочтите