Крымский щит. Юрий Иваниченко
именно… – медленно, врастяжку, сказал Хачариди. – Чтобы не учуяла…
Он сорвался с места, пробежался туда-сюда и почти крикнул:
– Фёдорыч, она же в лагере ночевала! Дымом костровым вся набралась!
– А за легендою, – подхватился и Тарас Иванович, – вона ж з батькивськой хати йшла, який бо ж там сморид!
Все замолчали, все смотрели на Беседина. А Фёдор Фёдорович так и сидел за неструганым «командирским» столом, и только сжимал и разжимал крепкие кулаки. С минуту молчал. Потом спросил у «глазастых», переминающихся с ноги на ногу в непривычном окружении отрядного командования:
– Вас точно полицаи не видели?
– Точно! – в один голос ответили Тимка и Айдер.
– Тогда так. Готовим налёт на Сары-Таш. Может, не увезли её куда дальше. И чтоб сегодня же была готова баня! И так перед каждым выходом связников драить, чтоб только святым духом пахли все, кто из лесу идёт!
…К Сары-ташу подходили тремя боевыми группами. Почти вся боевая сила отряда на то время – семьдесят штыков; в основном лагере из бойцов осталось только охранение, ну и сторожевые посты на засеках, само собой.
Самое трудное было – подойти как можно ближе незамеченными. Чтобы не всполошить полицаев и жандармов, которых могло набраться больше трёх десятков. Их, впрочем, особо не опасались. Хотя и зазря рисковать было ни к чему. Опасались, что сволочь эта поднимет тревогу и вызовет подкрепление, а до ближнего немецкого гарнизона было недалеко, могли добраться до Сары-таша меньше чем за час.
Но совсем без стрельбы обойтись не удалось: группа, которую вёл сам Беседин, в ранних сумерках столкнулась с тремя татарскими полицаями буквально лоб в лоб. Джигиты вдруг вывернули из-за кошары, которую как раз обходили партизаны с севера, и хотя одного садил с седла Ваня Заикин, махнув прикладом «мосинки», как дубиной, а второй захрипел и сполз сам, цепляясь пальцами за рукоятку тесака, метко пущенного Арсением-одесситом, третьему пришлось выстрелить вдогон. Трижды. И оставалось только надеяться, что эти выстрелы, хоть и наверняка услышат в Сары-таше, примут за стычку на полицейском посту и сильно не всполошатся.
И надежда оправдалась. Конечно, и румыны, и татары отстреливались, и во всех трёх боевых группах были раненые и даже двое убитых, но всё сопротивление сосредотачивалось вокруг зданий бывшего сельсовета и клуба. Посты на въездах в село были выкошены в первые же минуты боя. Ну а позже пулемётчики – их было трое, по одному в каждой группе, – и стрелки прикрывали огнём, а шестеро партизан подползли поближе и забросали здания гранатами.
Румыны, после пары минут криков, высунули в выбитое окно какую-то белую тряпку и заорали: «Сдавайс!» – перемежая крики отборной и почему-то русской матерщиной.
Татары не сдавались. Даже когда, после третьей порции гранат, партизаны ворвались в клуб через высаженную дверь и пролом в стене, двое из них, раненые, выстрелили, скорее всего, ни на что не надеясь, кроме быстрой смерти. Ну и получили. Пятеро только из полицаев, тоже все раненые и все очень молодые, как сидели у стены в зрительном зале,