Уроды. Гектор Шульц
когда спала, наверняка тоже рыгала. Рыгала без стеснения, обдавая лицо сидящего содержимым своего желудка. Лёнька как-то блеванул, когда она рыгнула рядом с ним. Взял и натурально выпустил из себя тугую струю желудочного сока вперемешку с полупереваренным завтраком. А Рыгало на следующий день пришла в этом платье на работу, и мы увидели, что к коллекции пятен добавились новые, оставленные Шпилевским.
Учителем она была откровенно хуевым. Может быть раньше, когда маразм еще не посетил Рыгало, она учила детей чему-то новому и интересному. Мой класс она учила хуй знает чему, но только не физике. Объясняя новую тему, она запросто могла перескочить на политику, сериал или два часа трещать без умолку о своей семье. А на следующий урок дать контрольную и орать после нее, какие все долбоебы, раз неспособны понять простую тему.
Те, кто мог, ходили по репетиторам, а те, кто не мог, учились самостоятельно. Но один хуй получалось плохо. Лишь двое могли похвастаться четверками и пятерками по физике. Огурцова и Дэн. Если с Алёнкой и так было понятно, то Дэн получал хорошие отметки только из-за своего бати, который, не стесняясь никого, тащил Рыгало пакеты со жратвой: копченной колбасой, деревенской птицей, сыром и дорогим бухлом. Поэтому Дэн спокойно мог послать Рыгало нахуй, и ему за это ничего не было. Чаще всего он просто проебывал уроки, а я, проверяя журнал, находил, что он, оказывается, получил пятерку в этот день.
– Будешь выебываться, – сказал он как-то Коту, – я скажу Рыгале, и она сядет тебе на лицо!
Почему-то никто не сомневался, что Рыгало это сделает, если Дэн прикажет.
Тарас Григорьевич Коваль, носящий погоняло Слепой. Директор школы и, по совместительству, преподаватель русского языка и литературы.
Слепым его звали потому, что он нихуя не видел дальше своего носа. Записывая на доске очередное домашнее задание, он умудрялся вымазать нос мелом так, что казалось будто он въебал кокса. Но слепым он был странным. Кот называл его «Фальшивый Слепой».
Все потому, что у Слепого была странная любовь к красоткам нашего класса – Панковой и Лазаренко. На русском они сидели отдельно – Натаха с Дэном, а Лазаренко со мной. И вовсе не из-за большой любви. Просто русский язык я знал и интуитивно писал без ошибок. Лазаренко скатывала у меня все подчистую, а на перемене утром всегда брала тетрадь, чтобы переписать домашку.
Любовь Слепого выражалась в том, что стоило ему остановиться рядом с партой Лазаренко или Панковой, как у него начинал вставать хуй. Слепой носил свободные брюки старого образца, поэтому за процессом мог наблюдать каждый. Наташка смеялась в эти моменты и утыкалась в плечо Дэна, который, набычившись, смотрел на директора. А Лазаренко фыркала и пряталась за учебником, пока Слепой не уходил. Мне было хуже всего, потому что Олька сидела у стены, а я у прохода. И директорский хуй, начинавший восставать, постоянно оказывался в неприятной близости от моего лица.
Когда Слепой возвращался за стол, то хуй опадал, но вставал снова, когда он оказывался рядом