Цена свободы. Виктория Стрельцова
собой, теперь нет. Теперь в отражении была не я. Того, кто там был, я знать не хотела.
Мой гардероб оказался довольно однообразным. Я натянула один из предоставленных мне комплектов. Это были облегающие белые лосины, майка того же цвета и куртка, сшитая из ткани, напоминающей искусственную кожу. Обуть мне пришлось белые кеды, которые, кстати, оказались очень удобными и пришлись мне по вкусу. Чего не скажешь об остальной одежде. В такой униформе я чувствовала себя совершенно не комфортно.
Собираясь пройтись и осмотреть место своей новой работы, я толкнула дверь. К моему удивлению она не поддалась. Я попробовала еще раз, но все было тщетно.
– Эй, – постучала я кулаком по твердой поверхности, – есть там кто-нибудь?
Тут же щелкнула задвижка, и на уровне моих глаз в двери образовалось окошечко размером с альбомный лист, через которое на меня смотрел коротко стриженый мужчина.
– Откройте дверь, пожалуйста. Она, почему-то заперта, – обратилась я к нему. – Яков Алексеевич наверняка забыл оставить мне ключ.
– Не положено, – коротко ответил он и уже собирался вернуть задвижку на место, но я, высунув руку, ухватила его за воротник такой же куртки, как и у меня, только черной.
– Постойте, – закричала я. – Я хочу выйти.
– Не положено, – равнодушно повторил мужчина, одним резким движением возвращая мою руку обратно в камеру.
Окошко захлопнулось, и я осталась одна.
«М-да, променяла одну камеру на другую», – пронеслось у меня в голове.
Я обреченно села на кровать и откинула голову назад. Я снова оказалась пленницей. Мне оставалось только ждать.
Глава 4
За все то время, что я провела в комнате, никто ко мне так и не пришел. Я сидела в четырех стенах, злилась на Якова Алексеевича и на весь белый свет. Через окошко мне передали ужин, через него же я получила завтрак. Единственный, кого я видела за минувшие часы, это тот самый коротко стриженый парень и все. Как не пыталась я разговорить его и узнать хоть что-то об этом месте, все было тщетно. Ответом на все мои бесполезные попытки было: «Не положено».
Я неохотно доедала овсянку, которую терпеть не могла, и запивала ее молоком. Кормили тут, как выяснилось, немногим лучше, чем в следственном изоляторе. Три месяца за решеткой научили меня быть менее привередливой в еде.
Когда я отправила очередную порцию каши в рот, дверь в мою комфортабельную одиночную камеру отворилась.
– На выход, Яков Алексеевич ждет, – прорычал охранник, который, как мне показалось, всю ночь провел у моей двери, отчего сейчас был злой и не выспавшийся.
И к чему такая осторожность? Что, я убегу что ли?
– Минутку, – ответила я, – только доем.
Мужчина не стал дожидаться, когда я наполню свой желудок, а резко дернул меня за руку, поднимая с кровати. Силы в нем было немерено.
– Доешь после, – сказал он, подталкивая меня к двери.
Мне пришлось ему подчиниться и выйти из комнаты, пока