Обратная сторона Юпитера. Алексей Анатольевич Рожков
с улыбкой на прекрасных молодых Дженптурских лицах, а под закрытыми фасеточными веками продолжили свой стремительный бег зрачки окуляров. Один комрадогеноссе Первый остался задумчиво парить средь белого яркого света. Ему надо было многое обдумать. Ведь сейчас его ждёт доклад самому Отцу-Председателю, а это всегда волнующий момент. Всё-таки он будет говорить со своим создателем, который может породить, а может и аннигилировать одной мыслью. Каждое слово должно быть взвешено, продумано. Не может быть и тени подозрения на недоделку или просчёт.
Ведь их работа – это основное предназначение создания Совета и сейчас они должны рассказать об исполнении смысла своей жизни. Настал час принятия решения об их дальнейшей судьбе. На доске для игры в чах-чах Отца-Председателя всегда много фигур, как и в его гениальном мозге, просчитывающем каждый шаг на миллионы ходов вперёд. Построив в своей генетически модифицированной голове чёткую, отрепетированную речь, Первый несколько раз произнёс её внутри себя. Он обдумывал и взвешивал каждую фразу, хотя знал, что уже до беседы с ним Отец будет знать любое его слово. Глубоко вздохнув, Управляющий восемью избранными провёл сеанс рефлексии и аутотренинга. Первый собрался с силами, мыслями и послал ментальный импульс-запрос на аудиенцию с Отцом, который мгновенно прорезал ярко-белое пространство.
*****
На улицы Чуманджа уже опустилась глубокая, чёрная как сама тьма, Дженптурская ночь. На кипельно-непроглядном небе не было видно ни единой звезды, только четыре луны, как предвестники несчастья глядели из темноты огненными, полными ненависти зрачками. Общеизвестно, что Отец-Председатель никогда не спит, этот атавизм был уничтожен им уже несколько арсеков назад. На какое-то время в азоте повисла страшная ожидающая тишина, словно перед проходом в гиперпространство звёздного лайнера. Затем всё вокруг затрепетало, как бывают в жаркий день над дорогой, преломилось, и перед Куем появилась голограмма Отца в белом праздничном военном мундире-френче и галифе. На его левой груди синим пламенем горела одинокая перевёрнутая звезда, символ аскетичной жизни и отрицания личного перед общественным. Белая седая шерсть Отца была аккуратно причёсана. Его глубокие, умные четыре фасеточных глаза смотрели перед собой и одновременно на все вещи вокруг, а прямая военная осанка и идеальная фигура инсекта внушали животный страх и уважение. На нижних конечностях Председателя сияли, как всегда начищенные до блеска, кожаные сапоги из белого хромодиана, пуговицы мундира были по-военному застёгнуты по самое горло, а верхние конечности по привычке заведены за спину. Отец-Председатель стоял, гордо подняв острый подбородок, и от него исходило лёгкое холодное свечение.
– Здравствуй, сынок. Здравствуй, милый Куй, – уголки губ Председателя очертили лёгкий намёк на улыбку, – ты что-то хочешь мне сказать?
Голос Отца-Председателя был для Куй Со Суна чем-то вроде гипнотической мантры. В нём Первый просто растворялся, как элементарная